— Посмотрите на часы. Теперь одиннадцать часов.
— Да, одиннадцать.
— Через двадцать четыре часа, завтра, 29-го декабря, в одиннадцать часов утра, вы встанете и подойдете к окну вашей спальни. Вы откроете окно и выглянете из него. Вы почувствуете влекущее очарование бездны, которая вас манит, зовет. И вы послушаетесь этого зова. Вы броситесь вниз, в пропасть.
О’Киффе и Джонсон слушали, затаив дыхание.
Послышались стоны и бессвязные слова. Инстинкт Марион Уэргем, казалось, боролся против приказания.
Заглушенное «нет, нет» пронеслось по комнате. Голос Торнтона звучал беспощадно, и его слова заглушали стоны несчастной жертвы.
— Я вам приказываю.
И в ответ на это послышался полный смертельного страха голос.
— Я сделаю это.
Потом в комнате раздались тяжелые шаги, стоны и рыдания.
— Ради бога, примите этот ужасный аппарат, — воскликнул сыщик, — я больше не могу выдержать.
О’Киффе поднялся и остановил аппарат, потом обратился к сыщику.
Большие капли пота выступили на лбу Джонсона. Он весь дрожал.
— Вы понимаете теперь, почему я сказал, что этот исход, быть может, лучший для этой несчастной? — спросил репортер.
— Этот негодяй, этот дьявол! — воскликнул Джонсон. — И подумать только, что эта очаровательная женщина была убийцей. Я должен признаться, О’Киффе, что ваша теория оказалась правильной до этого пункта; то, что я только что услышал, подтверждает показания старика-лакея.
Он оглядел комнату, где разыгралась ужасная драма.
— Пойдем, О’Киффе, я никогда не переживал ничего более ужасного.
Безмолвно, погруженные в тягостные мысли, они вышли из дома.
Сквозь облака пробивался лунный свет, заливая землю своим холодным бледным сиянием.