На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

Девушка расхохоталась.

— В этой шайке разбойников? В своре убийц, которая подавляет профессиональное движение?

— Этель, как ты смеешь так говорить! Ты ведь отлично знаешь, что все организованные рабочие — злодеи, которые хотят ограбить нас. Ведь отец не раз говорил тебе, что только производство с неорганизованными рабочими может спасти и Америку и весь мир.

Миссис Брайт неохотно вспоминала, чем ответила дочь на эти слова. Единственным ее утешением оставалась уверенность в том, что в конце концов все же она одержит верх над дочерью. Выведенная из себя ответом дочери, она бросила ей:

— Если ты такая «красная», так чего ты живешь с нами? Иди к своим друзьям, к оборванцам, которые едят с ножа и подвязывают себе салфетки.

Этель, опустив голову, глухо ответила:

— Ты права, мама. Тот, кто так думает, не должен был бы ни одного дня оставаться в этом доме. Но у меня не хватает сил.

Она разрыдалась и выбежала из комнаты.

Миссис Брайт присела. Бросив взгляд в большое стенное зеркало, она с ужасом заметила, что под влиянием этих мыслей она наморщила лоб. Боже сохрани, этого нельзя делать, от этого делаются морщины! Она начала старательно разглаживать лоб тонкими белыми пальцами. Затем она снова опустилась на кушетку, чтобы полежать еще полчаса. «Покой, гармония, красота — они так же необходимы для жизни, как телесная пища, — подумала миссис Брайт, — нельзя никому никогда позволять нарушать их».

Но бедной женщине не суждено было на это раз отдохнуть как следует. Дверь стремительно открылась, и в комнату влетела Этель, смертельно бледная, с расширившимися от ужаса глазами.

— Мама!

— Что тебе нужно? — вспыхнув спросила миссис Брайт. — Неужели ты не знаешь, что когда я отдыхаю никому нельзя заходить ко мне.

Только теперь она заметила, что Этель дрожит всем телом и что у нее зуб на зуб не попадает.

— Что с тобой? Ты больна?

— Мама, я его опять видела.

Розовые щеки миссис Брайт стали бледнее, но ее синие глаза строго посмотрели на Этель.

— Кого?

— Его, мама, ты знаешь.

— Кого? — подчеркнуто холодно, повторила миссис Брайт.

— Дядю Джона.