На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

Самуил Каценштейн вскочил со своего места, в его глазах внезапно вспыхнул какой-то странный огонек.

— Значит правда! — произнес он задыхающимся голосом, — значит все-таки правда!

Гарвей пожал плечами.

— Я еще ничего определенного не знаю, нам надо действовать крайне осторожно. Возможно все-таки, что это дело имеет совсем другое объяснение, и что я подозреваю совершенно невинного человека.

Но старый разносчик не слушал его.

— Я это знал, — простонал он. — Я все время знал это. Мое дитя, Мириам, тоже пала его жертвой…

Он закрыл лицо руками; старое тело его конвульсивно вздрагивало от душивших его рыданий.

Гарвей попробовал успокоить его; он упрекал себя, чувствуя, что ему не следовало говорить этого перед стариком, пока он не убедится вполне в своем подозрении. Когда Каценштейн опустил руки, выражение его старческого, изможденного лица сильно испугало Гарвея.

— Прошу вас, — сказал он ему поспешно, — забудьте мои слова, у меня нет еще достаточных доказательств… Кроме того, весьма возможно, что случай с Этель Линдсей ничего общего не имеет с вашим подозрением; и это даже более чем вероятно…

— Есть, — твердо промолвил Самуил Каценштейн. — Том Барнэби сказал: «Господь наказывает ирландцев и евреев».

— Не следует принимать всерьез слова какого-то пьяницы, — возразил Гарвей и, чтобы отвлечь старика от его мыслей, быстро добавил: — Узнали вы что- нибудь о Джэке Бенсоне?

— Да, я был у его жены. Она, заливаясь слезами, рассказала мне, что вот уже три дня, как муж ее бесследно исчез. Он ушел вечером на какое-то собрание и больше не возвращался.

— А полиции она дала знать об этом?

— Да.

— И что же?

— Полиция, видимо, не особенно интересуется этим случаем; да оно и понятно…

— To-есть, как?

— Бенсон принадлежит к воббли, а власти не очень- то долюбливают эту партию.

— А вы что думаете об этом случае?

— Я думаю, что Бенсон был неудобен некоторым лицам: он стоит во главе забастовочного комитета и…