На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

Действительно, из глубины подземелья доносились протяжные стоны и завывания.

— Там, верно, кошка заперта, — заметил старый разносчик. — Дайте мне ключ, я выпущу оттуда бедное животное.

— Это не кошка, это проклятый дух, не находящий себе покоя.

— Дайте мне ключ, — повторил разносчик, которому это завывание действовало на нервы.

Том Барнэби рассмеялся.

— Ключ находится у доктора, он его здесь не оставляет, хотя я не знаю, что у него там ценного.

Самуил Каценштейн насторожился.

— Где вход в подвал? — спросил он.

— Здесь есть дверцы. Но ключ находится у доктора. А на что вам подвал? Что вам там понадобилось? Кто увидит привидение, непременно умрет.

Он пропустил для подкрепления еще глоток и, окончательно опьянев, стал бормотать:

— А как они умирают, эти несчастные! Мне становится жутко. На этой неделе их было пятнадцать: евреи, ирландцы, негры и эти проклятые красные. Господня десница тяжело опускается на головы этих грешников. И кто из нас знает, устоит ли он пред его гневом!

Еле держась на ногах, он доплелся до разносчика и ухватился за его руку.

— Не оставляй меня, шини, оставайся здесь, один я боюсь. Привидения бродят крутом. А грешники умирают. Я тоже грешник, старик.

Жутко блестели глаза Самуила Каценштейна, в темноте он впился взглядом в лицо своего собеседника. Неподвижно сидел он, затаив дыхание, боясь прервать его пьяный бред.

Том Барнэби упал на колени и стал бить себя кулаком в грудь, причитая заплетающимся языком:

— Тебе известно, что я грешен, о господи… они ведь тоже были людьми, из плоти и крови, как и мы все… Мне все мерещатся их глаза… они глядят на меня… Разве ты их не видишь, шини? Вот они катаются, эти глаза, по полу, как стекляшки… Господи, смилуйся надо мной, ты знаешь ведь, что я был только верным слугой… Чтите ваших начальников, сказал господь, и повинуйтесь им… я только повиновался. А теперь их глаза все ополчились на меня; если они дотронутся до меня, я умру и попаду прямо в ад… Но ведь здесь нет моей вины, господи, это его вина, его!

— Чья вина? — прохрипел Самуил Каценштейн.

Том Барнэби спохватился и сразу переменил тон:

— Чего ты уставился на меня, проклятый жид? Что ты у меня выпытываешь? Шпионить вздумал? Это тебе не удастся. Том Барнэби знает, что говорит. Том Барнэби — умница и честный человек, господь бог помилует его. Что ты делаешь? — вскричал он, увидев, что Каценштейн поднялся. — Куда ты идешь? Не дотрагивайся до покойников, один из них красный, а красные не умирают. Не ходи туда, он встанет и задушит тебя… Слышишь, как привидение стонет? Так оно воет каждый вечер внизу.

Еще некоторое время слышалось его бормотанье, затем он тяжело повалился в угол и захрапел.