На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

Он смотрел на нее пытливо. Нет, по-видимому, не портрет так сильно ее взволновал. Что ж в таком случае? В продолжение нескольких секунд, непосредственно предшествовавших обмороку, она производила впечатление насмерть перепуганного, не владеющего собой и беспомощного человека. Но что именно могло вызвать этот внезапный, беспричинный ужас? Осторожно, стараясь не волновать ее, он начал допытываться.

— Ты знаешь моего отца? — спросил он.

Она секунду подумала и отвечала:

— Нет, это лицо мне совершенно незнакомо.

— Оно тебе никого не напоминает?

Она помолчала, припоминая, затем сказала совершенно равнодушно:

— Мюриэль Брайс.

Гарвей остолбенел.

— Как пришло тебе в голову это имя?

Она растерялась.

— Я сама не знаю. Когда я рассматривала этот портрет, в моей голове вдруг прозвучало имя: «Мюриэль Брайс».

— Не думай больше об этом, дорогая. Пойдем, пройдемся по лесу, оставь книги.

— Да, да! Не знаю почему, но мне становится тяжело на сердце, когда я рассматриваю такие ученые книги. Они мне представляются страшными загадками; кто знает, — она слегка вздрогнула, — что они скрывают в себе.

* * *

Том Барнэби казался крайне обрадованным, когда увидел Самуила Каценштейна.

— Слава богу, что ты пришел, — сказал он. — Мне было так жутко одному.

— Почему?

— Внизу, в подвале под покойницкой, что-то неладно. — Он потянулся за бутылкой и отхлебнул. — Вот уже несколько дней, как оттуда слышится стон и плач, — туда забрался нечистый дух.

— Глупости!

— Послушай сам.