– Правда?
– Она изменяет срезы, создавая миры, в которых клептархи имеют меньше власти, – сказал Лев, подтвердив смутную догадку Недертона.
– Это искусство, Лев. – Недертон пустил в ход другой прием Лоубир. – Поэзия. То, что происходит в срезе, не выходит за его пределы.
– Мой отец воспринимает это очень серьезно, Уилф.
Недертон глянул на абсолютно бессвязных рыжих девиц. Дальше от загадочной винтажной периферали Флинн могла быть только статуя. Средство обеспечить ту самую обещанную приватность, ничего больше.
– Где ты их взял?
– Мне велел воспользоваться ими отец. Он был в их окружении, когда выслушал новость, и когда передавал ее мне – тоже.
– Можешь ли ты сообщить мне больше подробностей про эту предполагаемую угрозу?
– Только то, что роль Лоубир кардинально пересматривается.
– Пересматривается?
– Следует ли ее сохранить.
Недертон обдумал услышанное.
– Спасибо. Я полагаю, ты разрешаешь мне передать это ей? Да я и не смогу от нее скрыть.
– Конечно. Для того я тебе и сообщил. Но абсолютно никому больше. Жене, например.
– И это все, что ты знаешь?
– Да, – сказал Лев.
– Прости, что говорю, но вид у тебя очень расстроенный, – заметил Недертон. – Из-за этого?
– Да нет, – ответил Лев. – Я должен был тебе сказать. Не в последнюю очередь потому, что тебе самому может грозить опасность как ее сотруднику. В остальном я не особо при деле. Чейни-уок определенно плохо на меня действует.
– Извини.
– Ты тут ни при чем. В общем, скажи Лоубир, и только Лоубир, и только в обстановке, которую она сама сочтет полностью безопасной. У нее найдется что-нибудь посолидней этих боток, но пока не окажешься в ее версии колдовского круга… – он поморщился; рыжие девицы, очевидно, были не в его вкусе, – ничего никому не говори.