– Часа два. Коннер меня уболтал. А ты?
– Проснулась, потом снова заснула.
– Две тысячи сто тридцать шестой? – спросил он.
– Что насчет него? – Верити отпила черного кофе.
– Ты думаешь, это правда тогда, там?
Она добавила молока и сахара.
– Возможно. – Глянула на него. – Это значит, я псих?
Села на край тумбы, рядом с подносом.
– Я тоже псих, – сказал Верджил, – но я тут полночи слушал Коннера. По его словам, то, где ты была, прежде было будущим того, где он. У них по-прежнему общее прошлое, но они разделились несколько лет назад. И у них общее прошлое с нами, до чего-то перед выборами две тысячи шестнадцатого, только он не знает, что это.
Верити глянула на только что разорванный круассан, который мазала джемом.
– Я это понять-то не могу, не то что принять.
– Чувак все усек, – сказал Коннер. – Походу редко кто так врубается с первого раза.
– Такое впечатление, что всем заправляет Лоубир, – сказала Верити. – Так в чем состоит ее настоящая работа?
Она заметила, что Верджил сразу навострил уши.
– Формально она коп, – ответил Коннер, – но клептархам нужна для стабильности. У них там до хера мудаков, каждый рвется отхватить себе кусок пожирнее и все обрушить. А другая сторона медали – застой, если те же клептархи захотят остаться навсегда. Думаю, она и за этим приглядывает.
– Клептархи?
– Итог того пути, по которому мы счастливо не пошли, если верить Коннеру, – сказал Верджил.
– А вот ни фига, – возразил Коннер. – Вы еще чешете в ту сторону, да и мы тоже. И у нас чувачки из будущего уже четыре года гоношатся, чтобы этого не было. Блин, у нас даже этих их навороченных телефонов еще нету.
У Верджила зазвонил телефон.
– Да, – сказал он. – У нее французский завтрак.