– Выяснил, что происходит?
– Филиалы Юнис чего-то активно делают, а чего – никто не знает. Тем временем бразильский знакомый твоего приятеля тратил бабки, которые зарабатывает Юнис. Парочка ее филиалов зашибенно играет на бирже.
– В каком секторе?
– Айти-компании. Ничего заметного. Широкая география, разные юрисдикции. Зачем – никто не говорит. Эйнсли тоже не слишком много болтает, на случай если ты не заметила. Это либо английские штучки, либо большого среза, может, и то и то.
– Что такое большой срез?
– Так мы зовем их временную линию. Главным образом назло.
– Почему?
– Они считают себя единственным настоящим континуумом, оригиналом. Не срезом. Они первые обнаружили так называемый сервер, тот, что позволяет создавать новые срезы. Если кто и знает, что это и где, то не говорит.
– Никто не знает, что это?
– Все абсолютно без понятия, и где железо – тоже. Многие думают, в Китае, но просто когда чего такое, первым делом думают на Китай.
– Почему?
– Во время джекпота Китай свернул на собственную дорожку. Они были самые богатые. Ну и большие. Просто закрыли дверь лет так на двадцать, и вся любовь. И без клептархов обошлись.
– Без кого?
– Без клептархов. Которые заправляют всем миром, кроме Китая, в той линии, где Лоубир. Наследственное авторитарное правление с корнями в организованной преступности. Это и до джекпота было, а после они конкретно все под себя подмяли.
Верити заерзала на диванчике – куда менее удобном, чем такой же в Окленде, – и заметила, что плотная маска-фильтр по-прежнему болтается под подбородком. Сняла ее и почувствовала, что губы обветрились. Отыскала в сумке гигиеничку.
– Как-то все сильно непросто, да? – Облизала намазанные губы.
– Погоди, тут кое-что для тебя. Уж не знаю, простое ли. Приоритетный вызов, перебил все остальное.
– От кого?
– От тех, кого знаю, приоритетным бы не был.
– О’кей.