– Там между Итманом и Инегеном есть березовая рощица, – ответил полицмейстер, которого новости выдернули из кровати, из объятий драгоценной Медведихи, и господин Арно выглядел крайне довольным. – Юный Гейнсборо сидел на березе и ухал.
– Ухал, – повторил Бастиан, представляя себе эту увлекательную картину. – Как филин.
– Да! – воскликнул господин Арно. – Врачи осмотрели его – полностью лишился рассудка. А еще вечером все было нормально. Слуги говорят: уходил из дома, как всегда. Кому по зубам, кому в зубы.
– Драчливый, значит? – осведомился Бастиан.
– О, еще какой! – с некоторым привычным возмущением ответил полицмейстер. – Чуть что не по нему, так сразу зуботычина, это если простому сословию.
Бастиан усмехнулся. Он навидался таких молодчиков в столице. Рожденные с золотой ложкой во рту, у знатных и богатых родителей, они считали весь мир своей собственностью, и их наглость не знала ни границ, ни берегов. Устроить гонки на самобеглых экипажах по главному столичному проспекту, передавив дюжину перепуганных прохожих? Легко! Отцы выкупят. Поджечь самый крупный бордель, чтоб шлюхи бежали голыми по улицам? Да запросто! Поймать купца, который отказался угощать бесплатно, вымазать в дегте и вывалять в перьях? Пара пустяков!
– А с благородными как? – спросил Бастиан.
Господин Арно хмыкнул и покачал головой.
– А с благородными дает волю языку, – ответил он. – Вроде бы без прямых оскорблений, но сами знаете, как это бывает. Иногда лучше в рожу получить, чем всякую дрянь слушать. Его вызывали на дуэли, но там сразу папаша на дыбы становился и обещал: вам жизни не будет, можете паковать свое исподнее и убираться из города. Так что вызовы забирали обратно…
С улицы донеслись чьи-то голоса. Бастиан бросил взгляд в окно – шли какие-то молодые хмельные гуляки, поддерживая друг друга.
– Ура филину! – прокричал один из них, и остальные поддержали с глумливым хохотом:
– Ура филину!
По улице раскатилось уханье на разные голоса. Молодые люди явно не были приятелями бургомистрова сына. Арно молча махнул рукой в сторону окна: вот, уже отмечают. Курт Гейнсборо не пользовался ни уважением, ни любовью горожан.
– Он пошел в Итман, к Аделин Декар, – продолжал полицмейстер, хлопнув ладонью по стопке свежих писем. – Напал на нее, ударил на глазах слуг, сыча ее пнул. Ну сыча-то и я бы пнул, уж очень кусается. Цапнул меня однажды за погон, представляете?
Бастиан откинулся на спинку стула и сделал еще один глоток. Кофе почему-то стал немилосердно горчить.
Картина вырисовывалась простая и примитивная. Сын бургомистра почему-либо поссорился с ведьмой. Она не стала терпеть обиды, как это делали остальные горожане, прочла заклинание, и Курт Гейнсборо лишился рассудка, не успев дойти до дома.
Бастиан готов был поклясться, что Аделин не делала ничего подобного. Но он никогда не убедит в этом бургомистра и горожан.
Во всех неприятностях испокон веков винили ведьм.
– Что ж, – вздохнул Бастиан. – Пойдемте навестим этого филина, посмотрим, о чем он там ухает.
Уханье они услышали еще на ступеньках больницы – тоскливое и угрюмое, оно летело откуда-то из глубины спящего здания. Доктор Холле, который четверть часа назад вернулся из Итмана, выглядел сосредоточенным и суровым. Набросив на плечи халаты, Бастиан и господин Арно пошли за ним на третий этаж.