Священник снял с них харпу, и Бастиан помог Аделин подняться. Медведиха плакала от торжественности события, господин Арно старался держаться строго и чинно. Уве улыбался, и Аделин подумала, что давно не видела брата таким счастливым.
– Тогда я объявляю вас мужем и женой, – с улыбкой произнес священник и обвел Бастиана и Аделин кругом. – Любите друг друга, берегите и будьте счастливы. И пусть две души станут единой!
Глава 6
Портрет убийцы
Предусмотрительная Медведиха позаботилась и об угощении после венчания: Аделин с удивлением обнаружила, что прямо в саду был накрыт стол, так заставленный блюдами, привезенными из ресторана в Инегене, что не видно было скатерти.
– Сядем да отпразднуем! – провозгласила Медведиха, которая с видимым удовольствием исполняла обязанности распорядительницы. – Пусть ваша жизнь будет сытая и богатая и пусть всегда с вами будут близкие и друзья!
Сидя рядом с Бастианом во главе стола и глядя на гостей и слуг ее дома, которые разделили с ней и жизнь, и праздник, Аделин подумала, что все начинается заново. Солнечное утро было теплым и свежим, над садом летали стрижи, и воздух был наполнен запахами цветов и трав – так, что его хотелось пить, словно драгоценное вино.
«Все будет хорошо! – подумала Аделин с той мягкой и наивной надеждой, которая всегда появляется в такие дни. – Все обязательно будет хорошо!»
Для Куся тоже нашлось место и угощение. Сделав почетный круг над столом – Аделин испугалась, что невоспитанный сыч решит в очередной раз отметить Бастиана весомым знаком особого внимания, – Кусь не стал садиться на обнаженное хозяйкино плечо, чтобы не царапать. Он опустился на спинку стула Барта, замурлыкал, и слуга принялся потчевать Куся большим хрустящим тараканом – все слуги носили при себе парочку насекомых в мешочке на всякий случай. Сычик довольно урчал и смотрел по сторонам так важно, словно это именно он организовал всю свадьбу.
После пира, когда солнце подошло к зениту, полицмейстер с женой уехали, на прощанье расцеловав Аделин и обняв Бастиана. Проводив их до ворот, Аделин обернулась к мужу – Господи боже, теперь он ее муж! – и сказала:
– Знаешь, я никогда не думала, что выйду замуж. И что у меня будет такая славная свадьба.
Бастиан рассмеялся и, с уже знакомой осторожностью обняв Аделин, поцеловал ее – легким, почти неуловимым поцелуем. «Он тоже боится, – подумала Аделин. – Или нет… Он не хочет переступать через меня и мои желания. Он не хочет причинять мне боль».
Это было одновременно смешно, очень трогательно и очень правильно. Девушку не спрашивают, любит ли она своего мужа и хочет ли разделить с ним ложе. Никого не интересует, насколько ей приятны его прикосновения и поцелуи. Девушку просто отдают в руки супруга, которого выбрали для нее родители по должности и глубинам кошелька, и он будет делать с ней все, что сочтет нужным, потому что жена – это только вещь, не больше. И хорошо, если это будет молодой человек из знакомой семьи, от которого она хотя бы знает, чего ожидать! И хорошо, если они хоть немного нравятся друг другу!
Аделин неожиданно вспомнила, как Герта Лефевр, с которой она сидела за одной партой в школе, едва не повесилась после свадьбы. Родители подобрали ей завидного мужа: Морис Трюдо, золотодобытчик, владелец огромного дома в центре города, солидный человек с опытом и связями. А какое кольцо он подарил Герте на помолвку! А какой у него был экипаж, лошади, мебель, сад! Ну и что, что он старше своей новоиспеченной супруги на сорок лет, ну и что, что в первую брачную ночь она испытала все, что когда-либо приходилось испытывать шлюхам. Это не имело значения. Герту, которую вынули из петли, все называли дурой, не понимающей своего счастья, дурой, которая опозорила свою семью.
И тут вдруг Бастиан. Человек, который оставлял выбор за Аделин. Человек, который не хотел брать ее силой, как и положено мужу.
Она откликнулась на его поцелуй, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как запахи трав и цветов становятся богаче и глубже, как каждый звук превращается в глубокий аккорд. От Бастиана веяло не страхом и тьмой инквизиционной допросной, а светом и теплом, и Аделин готова была утонуть в нем, раствориться, исчезнуть. Наверно, это и было тем единением душ, о котором сказал священник.
Аделин казалось, будто она стала настолько легкой, что ветер может подхватить ее и унести. В ушах нарастал шум, словно совсем рядом раскинулось холодное море, которого она никогда не видела, в висках стучала кровь, и на какой-то момент в мире не осталось ничего, кроме Бастиана. Когда они смогли-таки оторваться друг от друга, то Аделин поняла, что шрамов на его лице больше нет – она смотрела на них и не замечала.
Потому что любовь смотрит глубже, чем видят глаза.
Потому что любовь замечает главное.
Ей захотелось заплакать – и взлететь.