Все-таки я сделала еще одну попытку:
— Попробуйте все же вспомнить… — начала я.
— Вы что же это, намекаете, что у меня память отказывает?! — возмутился Кунов, почуяв мою слабину. — Вы слишком юны для этого, слишком юны! Такой юной барышне следует сидеть на школьной скамье, а не свидетелей допрашивать! Я пожалуюсь Мурчалову! И тому, кто вам в Управлении поручил такое задание, тоже пожалуюсь!
Пристыженная, возмущенная и растерянная, я выскочила за дверь. Как же так? И что теперь делать?
Из-за того, что средств на такси или на извозчика мне на сей раз никто не давал, домой я добиралась на трамвае, а потому успела только к самому ужину, минута в минуту. А потому ничего удивительного, что ужин прошел особенно скованно.
Нет, шеф не отчитал меня за опоздание — он перестал это делать с тех пор, как я стала на него работать. Просто Антонина запрещает нам разговаривать за столом о делах: если кто-то делает такую попытку, она принимается многозначительно кашлять. А многозначительный кашель Антонины каким-то образом действует куда более вразумляюще, чем многочасовая проповедь священника или приказы Городского собрания. Экономкой она прожигает свой талант — ей следовало бы идти в воспитательницы детского сада!
Так что я сидела на иголках: меня распирало от огорчения и желания немедленно как-то исправить ситуацию. Шеф тоже, кажется, был отчего-то задумчив и расстроен: он несколько раз испачкал усы в сметане и даже не сразу их облизал. А ведь он не терпит неряшливости.
Наконец мы покончили с двумя блюдами и кое-как выстрадали положенные несколько минут за чаем (да, шеф чай тоже пьет — лакает из блюдечка). После чего Василий Васильевич сказал мне:
— Анна, пойдемте в кабинет.
В кабинете шеф сразу разлегся у себя на столе под лампой и обратился ко мне:
— Ну, рассказывайте, что вы сделали не так.
Я даже не стала спорить с этой формулировкой: если бы я была сама довольна своими действиями, то и ужин бы прошел по-другому.
Усевшись в стоящее напротив стола жесткое кресло, я вкратце обрисовала Василию Васильевичу успешный разговор с Волковым и куда менее успешный — с лавочником Куновым. В завершение добавила:
— Ума не приложу, шеф, почему он вдруг запирается! Я не думаю, что Волков врал, не тот он человек. А если Кунову настолько насолил его собственный работник, что он захотел его подвести под монастырь, то почему было просто не уволить? И потом… — я нащупала еще одно соображение, которое прямо-таки не давало мне покоя. — Он ведь не знал, что речь идет об убийстве! И вообще о преступлении! Я просто сказала, что надо проверить, где Волков был вчера! А Кунов тут же принялся врать. Неужели он как-то к этому причастен? Но ведь их с инженером вроде бы ничего не связывает, кроме Волкова…
— И в самом деле, — проговорил шеф, — это мне кажется очень, очень странным! А еще дело крайне неприятное в том смысле, что оно может подорвать мой профессиональный авторитет!
— Каким образом?
— У меня очень мало нераскрытых дел, — объяснил Мурчалов, — и я стараюсь, чтобы их процент год от года не повышался. А это дело рискует перейти в разряд как раз таких. Хотя твоя история с незадачливым подмастерьем дает мне некоторую надежду.
— Что? — поразилась я. — Но ведь всего один день прошел! Почему вы так быстро опускаете руки? И как с этим связан Волков?
— Дело в природе этого дела, — вздохнул шеф. — Мои первоначальные выводы оказались верны: убийство — действительно дело рук опытного головореза. Он проник на территорию Башни, поднялся по наружным пожарным лестницам, причем его никто не заметил, хотя ему пришлось лезть на четырнадцатый этаж… Впрочем, было темно. Затем он спокойно вскрыл замок — очень профессионально, замок был заново смазан, но следов отмычки эксперты Копылова не нашли — вошел, убил, вышел. Выходя, разбрызгал по пожарной лестнице перцовое масло, чтобы такие, как Пастухов, или неразумные служебные собаки не взяли след. Не оставил следов и уж тем более отпечатков. В таком случае, когда убийство совершил профессионал, да еще без какого-то особенного почерка, его бывает очень трудно найти. К сожалению, в Необходимске немало специалистов такого рода.
Я подавленно молчала. Конечно, на лекциях нам рассказывали о таких делах и о том, почему раскрыть их бывает почти невозможно, но мне всегда казалось, что это относится к кому угодно, только не к шефу.
ebooksa