Память, что зовется империей

– …да? – отозвался он и двинулся к двери.

По дороге к министерству ни Махит, ни Три Саргасс не наступали на узоры, хоть походка от этого и становилась неуклюжей и странной.

Внутри не было ничего, кроме чистых и опрятных помещений тейкскалаанского министерства ранним утром. Ни следа волнений. Все на своем месте. Махит едва держалась, чтобы не разрыдаться, и сама не знала, из-за чего. Водитель Три Саргасс отвел их в конференц-зал невинного бежевого цвета, где были стол в форме «U» вокруг проектора для инфокарт, флуоресцентное освещение и изобилие умеренно неудобных кресел. Самое нетейкскалаанское помещение, что могла вспомнить Махит со времен прилета, но, видимо, места, где происходят бесчисленные каждодневные встречи, одинаковы по всей галактике. Она сидела в таких комнатах и на Лселе – в школе и на правительственных собраниях. Теперь сидела здесь. Тихо – едва-едва слышно из-за толстых министерских стен – донесся очередной взрыв. А потом тишина. Возможно, бунт разогнали. Легионы собираются где-то в другом месте. Ближе к космопорту.

Появление кофейника и корзины с какими-то булочками – уже не стандартная практика для конференц-залов, но, возможно, за это надо было благодарить Три Саргасс. Кофе оказался изумительно, обжигающе хорош: горячий, но не настолько, чтобы ошпарить, бумажный стаканчик грел ладони. Насыщенный землистый вкус, нисколько не напоминающий быстрорастворимый кофе на Лселе, и в какой-то момент просветления Махит подумала, что не прочь потягивать его медленно, чтобы прочувствовать все грани вкуса…

<Есть разные виды, – сказал Искандр, – и у каждого свой вкус. Это просто великолепно. Но сейчас самое важное – кофеин>.

Он был прав. Уже через пару минут Махит почувствовала себя в моменте – чувства обострились, заметила легкий гул в коже.

<Полегче. Возможно, я израсходовал твои адреналиновые железы>, – достаточно похоже на извинение.

Двенадцать Азалия уже перешел на вторую чашку.

– Что теперь? – резко спросил он Три Саргасс. – Ждем, когда нас вызовут на доклад? Я думал, нам нужно срочно доставить посла к императору, если это вообще возможно, учитывая, что сейчас творится в Городе.

«Нам». Ведь не так давно она просила Двенадцать Азалию выкрасть имаго-аппарат с трупа Искандра, и все же через пару дней он уже готов хотя бы на подобие идеологического союза с варваром. С другой стороны, он знал, где искать Пять Портик и ее друзей – антиимперских активистов, так что идеологический союз здесь понятие растяжимое. А в зависимости от давления – непостоянное. Махит взглянула на Три Саргасс – под таким давлением она ее еще не видела: посерела у висков, сгрызла губу в кровь.

– Нужно, – сказала та. – Но я хочу соблюсти хоть какие-то приличия перед министерством, раз они нас забрали.

«Они нас забрали. Провезли через бунт. Принесли кофе и завтрак. Мир функционирует как положено, и если делать вид, что так и останется, то все будет хорошо». Махит хорошо знала такое мышление. Знала тесно и ужасно и сочувствовала (слишком сочувствовала – в этом-то ее главная проблема, верно?), и все-таки Три Саргасс ошибалась.

– Вряд ли у нас есть время – скоро весь Город рванет, как кислородная камера из-за отошедшего контакта, – сказала Махит.

Три Саргасс ответила чем-то удивительно похожим на шипение парового клапана, положила голову на руки и ответила:

– Просто дайте минутку спокойно подумать, ладно?

Махит решила, что минутку они себе позволить могут. Наверное. Или нет. Все расплывалось, становилось сюрреалистическим. Она задумалась, какого уровня дефицита сна уже достигла. Прошло тридцать шесть часов с тех пор, как она спала в квартире Двенадцать Азалии, – но, может, бессознательное состояние после операции на мозгу тоже считается за сон…

<Нет, – сказал Искандр, причем целиком ее Искандр – с его легкой, живой, горькой веселостью. – Особенно после того, как мы пробрались через бунт>.

– Так, – сказала Три Саргасс, и Махит посмотрела на нее, поддерживая на лице идеально тейкскалаанскую нейтральную маску, стараясь не показывать, как раньше, насколько ей нужна поддержка посредницы.

Три Саргасс развела руками – слабый, беспомощный жест.

– Я попрошу встречи лично с министром информации – а она, несомненно, сейчас занята как никогда, так что мы договариваемся о времени приема и обещаем потом к нему вернуться. – Она поднялась на ноги. – Никуда не уходите. Центральная стойка дальше по коридору, на этом этаже, я обернусь за пять минут.