Память, что зовется империей

– Я бы сказала, три минуты – он быстро расходится… – сказала Три Саргасс, и тут дверь в конференц-зал с грохотом раскрылась. Там стоял Шесть Вертолет, а за ним – еще два человека, но его спутники были одеты в кремовые и оранжевые цвета министерства информации. Три Саргасс склонила перед ними голову и сложила пальцы.

– Очень приятно вас видеть, Три Лампа, Восемь Перочинный Нож, – сказала она. – Как проходит ваш день подчинения политику не из министерства?

Махит не смогла сдержать смех, даже когда Три Лампа и Восемь Перочинный Нож молча забрали привязки Двенадцать Азалии и Три Саргасс и отдали Шесть Вертолету.

– Вы же осознаете, – отчитывал он, – что ваши действия – рассылку неразрешенной политической поэзии по публичным трансляциям – можно истолковать как измену? Особенно учитывая, откуда вас привезли и что Беллтаун-Шесть этим утром кишит антиимперскими протестующими, не говоря уже об остальном беспорядке в Городе?

– Обратитесь в Юстицию, – сказал Двенадцать Азалия. Махит им гордилась. Либо они все вместе умрут, либо… что-нибудь еще, и все же они стали «мы». По определению любого языка.

– Я написала политический стих, соответствующий текущему моменту в моем опыте, – сказала Три Саргасс. – Если это измена, загляните в наш двухтысячелетний канон. Уверена, там измен найдется еще больше.

Шесть Вертолет пытался найти слова; не смог. С облачными привязками в руках он не мог даже жестикулировать, но Махит видела по напряжению в его плечах и челюсти, как ему хотелось всплеснуть руками или встряхнуть Три Саргасс, которая сидела безмятежной – подбородок на руках, локти на столе.

– Я вас арестовываю, – сказал он наконец. – Я… как представитель действующего министра Тридцать Шпорника приказываю этим сотрудникам министерства информации задержать вас.

– Клянусь звездами, – сказал Двенадцать Азалия, глядя на поморщившегося Три Лампу и пропуская мимо ушей слова Шесть Вертолета. – И вы правда это сделаете?

– Если попытаетесь уйти, вас остановят, – ответил Три Лампа. – Это я могу гарантировать.

– И ваши привилегии асекрет отозваны, – добавил Восемь Перочинный Нож, – пока ваш случай не рассмотрит тот, кто станет министром дальше…

– Ужасно в тебе разочарована, Восемь Перочинный Нож, – сказала Три Саргасс с картинным вздохом. – Ты всегда был таким горячим сторонником политики Два Палисандр…

– Довольно, – сорвался Шесть Вертолет. – У нас еще есть работа. А у вас – нет. Асекреты. Госпожа посол. – Он развернулся на каблуке и ушел, за ним по пятам следовали его подпевалы из министерства информации. Они вновь остались в конференц-зале одни – без дел, без зрелищ, ослепшие без привязок и новостных трансляций, взаперти во флуоресцентном освещении без окон. Даже кофе кончился.

Махит перевела взгляд с Три Саргасс на Двенадцать Азалию, сидевших по бокам.

– А теперь, – сказала она с куда большей уверенностью, чем сама ощущала, – будем ждать.

* * *

Ожидание было невеселым. Махит казалось, будто она находится в герметичной капсуле, защищенной от радиации и разложения, но кувыркающейся в открытом космосе – безо всякой гарантии, что, когда капсулу раскроют, ей будет куда возвращаться. В конференц-зале министерства информации не было ничего; ни шума снаружи, ни криков солдат или марша легионерских сапог. Ни многолюдных улиц Города с блеском шлемов Солнечных или ковром фиолетовых цветов…

Три Саргасс опустила голову на сложенные руки на столе. Махит не знала, дремлет она или просто пытается не думать. Так или иначе, она ей завидовала. Не думать – роскошь для других. Не думать было невозможно, а ей уже хотелось полезть на стенку. Она то и дело представляла все причины, почему Девятнадцать Тесло, даже несмотря на свой статус, не бросит вызов Тридцать Шпорнику ради одного лселского посла. Худшая из возможностей – что они с Тридцать Шпорником уже союзники, и она просто соглашается с его решениями по министерству информации. Вторая худшая возможность – что Девятнадцать Тесло оценила баланс сил, поняла, что вызов Тридцать Шпорнику не имеет шансов на успех, и предпочла не высовываться и пересидеть переворот, кто бы в нем ни победил…

Второе ее наверняка не устроит. Это на нее не похоже. В Махит теплой волной поднялась уверенность: не совсем собственная, а составленная из ее и Искандра воспоминаний.

– Такое ощущение, что мне руки отрезали, – сказал Двенадцать Азалия в глухой тишине. – Все тянусь к новостным трансляциям – а их нет, есть только я, и никакой империи, раскрывающейся по мановению руки.

<Одиноко быть тейкскалаанцем без всего Тейкскалаана, – прошептал Искандр. – Вот чему я точно нисколько не завидую>.