Когда дверь надежно закрылась у него за спиной – троица взаперти с мертвецом, маленький секретик вдобавок к остальным большим секретам Махит, – Двенадцать Азалия залез за пазуху и достал сверток, похожий на аккуратно сложенную простыню из морга. Протянул сверток Махит.
– За тобой должок, посол, – сказал он. – За мной шесть часов
– Лепесток, мы собирались, – сказала Три Саргасс, удивив Махит.
Она развернула ткань. Посередине лежала маленькая сетка из стали и керамида – имаго-аппарат Искандра. Его аккуратно вырезали скальпелем, видела она: фрактальная бахрома по краям, где аппарат сливался с нейронами, резко обрубалась, где кромка лезвия не могла работать на микроскопическом уровне. Но Двенадцать Азалия не смог отсоединить фрактальную сетку – по сути, панцирь, интерфейс – от центрального ядра, собственно содержащего Искандра. Оно все еще цело, решила она, не задето деликатным скальпелем. Аппарат все еще может пригодиться. (Для чего? Чтобы записывать кого-нибудь еще? Или попытаться поговорить с этим Искандром – мертвым послом? Тем, что от него осталось. Она задумалась и решила пока не делиться этой мыслью.)
Махит забрала аппарат – не длиннее фаланги ее большого пальца – из простыни, где его прятал Двенадцать Азалия, и убрала во внутренний карман.
– Я думала, – сказала она, – сперва стоит дождаться, когда ты принесешь полученный незаконным путем аппарат, ради которого я попросила осквернить труп моего предшественника. А потом уже кого-нибудь вызывать, – если Три Саргасс хочет врать другу насчет полиции, то Махит может
– Ну, теперь он у тебя, – говорил Двенадцать Азалия, – и можешь
Возможно, Девятнадцать Тесло? Махит вспомнила, как быстро она появилась в морге – всего через несколько часов после того, как Махит предложила сжечь тело Искандра по традиции станционников. Но было и множество других игроков, особенно Восемь Виток, раз уж за Двенадцать Азалией гонялась какая-то особая полиция Юстиции. В том-то и проблема: Искандром интересовалось слишком много людей. Еще
Она бы заинтересовала людей, даже если бы ничего не делала, а только сидела в апартаментах и занималась своими обязанностями: Восемь Виток
– За тобой все еще следят? – спросила она. Двенадцать Азалия вздохнул.
– Не знаю. Практический шпионаж – не моя сильная сторона.
– Только непрактичный, – заметила Три Саргасс. Двенадцать Азалия закатил глаза, и она выразительно пожала плечами, кажется, немного его утешив.
– Видимо, это мы еще узнаем, – сказала Махит. – Если кто-нибудь попытается убить тебя так же, как пытаются убить меня.
– Убийцы и шпионы, – сказал Двенадцать Азалия. – Этого мне не хватало. Будь я рассудительнее, посол, я бы не только вызвал Солнечных, но и намекнул, что ты шантажом привлекла меня к соучастию в… ну, должно же как-то называться воровство у мертвецов. Как это называется, Травинка?
– Плагиат, – сказала Три Саргасс, – но в суде этот вариант вряд ли пройдет.
– Не смешно.
–
Махит завидовала их дружбе. Все было бы намного
Но у нее нет «проще». У нее есть только имаго-аппарат Искандра, труп и предложение императора, висящее, как дамоклов меч: выдать технологию имаго, отвести флот от Лсела и предать ради Тейкскалаана все, что на протяжении четырнадцати поколений сохраняла ее станция. Она резко вспомнила младшего брата, представила, как ему откажут в имаго, подходящем по способностям, представила, как его забирают со станции и воспитывают на тейкскалаанской планете – ему
«Почему ты согласился, Искандр?» – спросила она: неофициальное «ты» на станционном языке в тишину тех закоулков разума, где должен быть его голос, голос человека, которым они становились, его знания и ее точка зрения.