Память, что зовется империей

Махит не нашлась, что ответить: «мне жаль» не годилось, а сказать «это я виновата» – значит, откровенно напрашиваться на утешения, которых, знала Махит, она не заслужила: ведь и правда наверняка виновата она. Или Искандр. Или гражданские волнения, с которыми каким-то образом связался Искандр. Грядущий распад порядка.

– Я же сказала, что удивилась, – уже мягче продолжила Три Саргасс. – Пойдем, Махит. До твоих апартаментов еще двадцать минут пешком.

Всю дорогу Махит казалось, будто Город следит за ними, хоть облачная привязка и не оставляла электронных следов присутствия; всю дорогу – хоть она и говорила себе, что снова слишком вчитывается. Это и в самом деле проблема – то, что Город убивает или ранит собственных граждан, – но есть вероятность, что вовсе не ее проблема. Есть вероятность, что она вовсе не виновата. Не может же она быть во всем виноватой. Она сможет оторваться от сюжетных склонностей тейкскалаанцев и не будет в это верить. Сможет.

* * *

Человек в посольских апартаментах Махит казался растворившимся силуэтом между высокими окнами: темная одежда, темные волосы, невидимые в сумраке до того, как он сдвинулся с места. Сперва Махит увидела вспышку – какой-то инструмент в его руке отразил свет в коридоре белым пламенем, – а потом натиск движения. Она уже вошла на два шага в раздвинутую диафрагму двери. Три Саргасс пришлось надеть привязку, чтобы поговорить с дверью, так что она стояла левее, не загораживая дорогу…

Ужас был как удар под дых. Здравомыслящий человек бросился бы бежать. Махит всегда считала, что перед лицом прямой физической угрозы сбежит – из боевых способностей ее списали сразу, на Лселе: слишком сильный инстинкт самосохранения, слишком много дергалась. Человек – в его лице было что-то до жути знакомое, когда он вышел на свет из коридора – напал с чем-то острым в левой руке. Это оказалось иглой, толстой, как шип растения, с тускло поблескивающей вязкой каплей на кончике, и Махит подумала: «Яд, шприц с ядом», – уворачиваясь, отшатываясь, теряя равновесие и падая на пол, приземляясь на перебинтованную ладонь. Шока от боли хватило, чтобы сперва решить, будто ее ударили. Все еще дрожа. – Какого… – сказала Три Саргасс в дверном проеме.

Махит увидела, как силуэт поднял глаза, застыл, чтобы оценить ситуацию, – и вот поэтому узнала его, вспомнила, как он выглядит во время удивления и стресса: таким она его видела, когда Тридцать Шпорник прогнал его в коридорах Дворца-Земля. Не помнила только имени. Он пытался завербовать ее в партию Один Молнии, а Тридцать Шпорник угрожал ему, и – и теперь он в ее апартаментах и идет со страшной иглой прямо на Три Саргасс. Махит подумала: «ксаутль, контактный яд», а потом: «или вводимый», пробежалась в мыслях по всем известным ей нейротоксинам, и все ужасные, – злоумышленник быстрый, – Три Саргасс еще не отошла от электрического разряда Города и ни за что не выживет, если он ей это вколет.

Махит перекатилась, всем весом врезалась плечом сбоку в его колено. Схватилась за лодыжку, оторвала от пола, обхватив обеими руками кожаный сапог, и испытала невероятную боль – наверняка лопнули волдыри под повязкой. Все ниже локтя стало жидким пламенем, расплавленным и стекающим. Он упал. Все еще перепуганная, она чувствовала бешенство, накатили пеленой адреналин, странный кайф, – она поползла по нападающему, пользуясь всем своим варварским ростом и длиной нетейкскалаанских конечностей.

Он выругался и перевернул ее на спину – сильный, говорил же, что служил во флоте, Восемнадцатом легионе самого Один Молнии, как тут не быть сильным, – но она уже вцепилась здоровой рукой в его воротник, а лодыжку заплела ногой, так что он перевернулся вместе с ней, оказался сверху. Кончик иглы приближался к ее шее. Коснется, наполнит параличом и удушением, прыснет в мозг и растворит ее, Искандра и все, чем они были вместе. Она отчаянно перехватила запястье рукой, все еще обернутой в бинты. Держала даже сквозь крик боли, лопающиеся волдыри.

– Ты не должна была сопротивляться, – сплюнул он, – грязная варварка…

Не очень-то его беспокоило, что она из варваров, когда зазывал в тейкскалаанский легион.

Махит изо всех сил вывернула запястье, сунула его руку к его же шее. Край иглы царапнул по горлу, оставил долгую черту, налившуюся красными каплями – тут же распухшую, – полиловевшую, да что там в этом гребаном токсине? Солдат издал гортанный удушенный звук. Она почувствовала, как напряглось его тело – содрогнулось, – затряслось, бессмысленно, жутко забилось. Иголка выпала из вялых пальцев и стукнулась об пол рядом с головой Махит.

Она откинула его, отползла на заду и локтях. Давно уже надо было закричать. Сейчас стало очень тихо; только грубо скребло тишину ее дыхание.

После, кажется, самой долгой минуты в ее жизни раздалось шипение двери в апартаменты, с щелчком включился свет. Затем рядом с ней присела Три Саргасс. Обе прижались спиной к стене. В совершенно обычном освещении тело нападавшего выглядело маленьким, нелепым, вовсе не тем, что двигалось, дышало и вполне могло ее убить. Рядом с ним прирученной змеей лежала иголка. Вместе с успокоившимся дыханием к Махит вернулось и его имя. Одиннадцать Ель. Человек. Теперь – мертвый человек.

– Ну, – нетвердым голосом сказала Три Саргасс, – таких проблем у нас еще точно еще не было. Ты в порядке?

– Я не ранена, – ответила Махит. Казалось разумным на этом и остановиться.

Три Саргасс кивнула; Махит заметила движение краем глаза. Она не могла оторвать взгляд от тела.

– Мм, – сказала Три Саргасс. – Ну хорошо. Ты… так уже когда-нибудь делала?

– Что, убивала? – переспросила Махит, и ой, вот что она сейчас сделала, и правда. Ее сейчас стошнит.

– Ну, тут чистый случай самозащиты, но да, «убивала», если угодно. Так что?

– Нет.