– Так сказал невидимый Меч, Джордан. Что здесь есть более острые Мечи.
– Джордан? – В дереве вероятностей выделилась, сверкнув, одна-единственная ветвь. – Вы знакомы?
– Мы пили чай. То есть я не пила, но…
Веревка на запястьях монаха лопнула, и девочка выронила нож. Монах встал, разминая запястья, и криво улыбнулся – у него была разбита губа:
– Меня зовут Кейн, а ее – Таня.
– Я слышал о тебе, Кейн. Джордан пришел к вашему очагу, верно?
– Предупредил нас.
– О чем?
– О том, что мы не найдем ту, что ищем.
– Потому, что она мертва?
– Он не нашел даже ее тела.
– Не видел тела… – Он повторил эти слова, чувствуя, как вспыхивает, рассыпаясь в пепел, еще одна вероятность, освобождая место для других.
Последняя капля, переполняющая чашу.
Будущее за будущим, сотни возможностей рождались и умирали рядом в эту секунду. Но он видел только одно, отслеживая тонкую нить, соединяющую слова монаха с горизонтом. Идя за ней, шаг за шагом, к самому центру дерева, к сплетению реальности возможной, и существующей, напряжению, готовому сжечь все нейронные сети в одной всеобъемлющей вспышке…
– «Серотониновый синдром? Адреналин? Не может быть…»
Джессика, невидимая для всех, кроме него, стояла совсем рядом. Ее губы шевелились, но он уже не слышал слов. И не почувствовал, как упал на колени. В невероятной дали мелькнули удивленные глаза девочки, на которую рухнуло ее будущее – десятки возможных судеб.
…Он больше не был в центре всего. Он стал бабочкой, прибитой к стволу мирового дерева, частью пустыни, камнем в стенах Крепостей, глазом ворона, парящего над Хоксом, песчинкой под колесами кара, стал всем – и одновременно ничем, только вероятностью, одной из неисчислимых множеств. Он умирал и рождался, молился и богохульствовал, бился в агонии, разыскивая хоть какую-то точку опоры, нечто, к чему можно было бы вернуться… путь, серебристой иглой лежащий сквозь его сердце. Он вскрикнул – где-то очень далеко, где монах-убийца по имени Кейн пытался поднять его, рухнувшего на песок.
А затем дерево мира, пьющее его кровь, расцвело серебристыми цветами, и он увидел. И, увидев, закричал снова…
– Что с тобой? – Спросила девочка, заглядывая ему в лицо. – Тебе плохо?
– Нет. – Он почувствовал плечо монаха, на которое опирался, холод, и вкус металла на губах. – Это чья кровь?