– У тебя из носа. Ты кричал. Как будто что-то плохое приснилось. Разве Мечам снятся сны наяву?
– Только мне. Это называется транс. – Перед ним плыло ее лицо из видения, со шрамом, пересекающим левую бровь, и синей татуировкой на скуле и виске. – В нем я вижу будущее.
– Правда?
Он проигнорировал ее вопрос и повернул голову, отыскивая блуждающие огоньки орудийной платформы:
– Мы поедем по хайвею к Атланте. Вы тоже, вместе со мной.
– Зачем? – Спросил монах.
– Потому что нам по пути.
– Откуда ты знаешь?
Он криво улыбнулся монаху, такому спокойному и серьезному, словно не его только что держали в плену рейдеры, и била по голове лучшая наемница Атланты. Улыбнулся, чувствуя, что завидует свободной воле, отраженной в его пути.
– Я видел это, Кейн.
– И что же?
– Разрушение. Смерть. Ребекку Ли.
IV.
Руби не спал.
Мириам увидела это сразу. Свет пробивался узкой полоской из-под двери фургончика, еле заметный на верхней ступеньке в сером сиянии рассвета. Она постучала, три раза, сильно, и увидела, как изменились цвета циркача. Сосредоточенность сменилась недовольством, смешанным с удивлением.
Другие цвета, чуть слабее, вспыхнули рядом с ним – тревога и стыд, в равной степени.
Открывать дверь старый фокусник не торопился. Что-то проговорил, тихо, еле слышно, прошел в другой конец комнаты. Мириам следила за перемещением его цветов, начиная злиться.
Минуты через три дверь скрипнула, и в приоткрывшуюся щель высунулась его голова – осторожно, задев за выступ замка нимбом жестких серебристых волос.
– Что, замерзла? – Спросил он у Мириам после короткой, полной удивления, паузы, неверно истолковав ее позу: сложенные на груди руки и поднятые плечи.
– Нет. – Ответила она резко. – Можешь еще минуту за дверью постоять.