Этот дом располагался в «Высоком саду», одном из элитных районов Мюнхена, в котором селились представители высшей власти. Аккуратный, большой, выстроенный в классическом арабском стиле, он, единственный из всех, был окружен высокой, в два человеческих роста, каменной стеной, однако сделано это было отнюдь не потому, что хозяин страдал паранойей или не доверял мощной охране района, составленной из офицеров полицейского спецназа. Нет. Наличие стены было обусловлено традицией, уходящей корнями в глубину веков, в те времена, когда рабаты строились на окраинах халифата, на землях неверных, которых только предстояло обратить в истинную веру, а увайси Ибрагим ибн Адхам очень серьезно относился к соблюдению заветов. Настолько серьезно, что не боялся публично спорить даже с султаном. Настолько серьезно, что охрана безропотно пропускала внутрь любого его гостя, в том числе и тех, чей внешний вид не позволил бы им даже приблизиться к воротам «Высокого сада». Любого гостя.
Но на этот раз полицейским не пришлось скрипеть зубами, наблюдая, как идеально выметенные и вымытые улицы топчут одетые в лохмотья бродяги. Охранники прекрасно знали автомобиль шейха Аль-Темьята, пропустили его без досмотра и вытянулись в струнку, по-уставному таращась на свои отражения в тонированных стеклах машины. Длинный лимузин подъехал к рабату и плавно остановился. Выскочившие из машины сопровождения телохранители шейха рассредоточились по улице, однако к хозяину не подошли, знали, что в этот дом шейх пойдет один.
Шофер открыл дверцу и помог Аль-Темьяту покинуть подушки лимузина. И почтительно склонился, стараясь не встречаться с хозяином взглядом. Старый слуга знал, что при посещениях рабата у шейха всегда портилось настроение, и старался стать максимально незаметным.
— Пятно на туфле! — прорычал Аль-Темьят.
— Извините, хозяин, — прошептал шофер, машинально скосив глаза на свои идеально вычищенные ботинки.
— На моей туфле!
— Извините! — Слуга достал платок и протер обувь господина. — Извините!!
Шейх не удостоил его ответом. Неспешно подошел к калитке, аккуратно, очень вежливо постучал в нее, а когда она приоткрылась, негромко поинтересовался:
— Я могу войти?
Рабат утопал в зелени. Роскошный сад начинался от дома и заканчивался у самой стены, над которой важно шептались о чем-то своем кроны деревьев. Змеились по траве выложенные мрамором дорожки. Журчал ручеек. Прятались в тени скамейки и беседки, в одну из которых и проводили Аль-Темьята. Шедший впереди слуга отошел в сторону и почтительно поклонился, шейх остановился у входа и выдал не менее почтительный поклон:
— Добрый день, уважаемый Ибрагим.
Называть старика как-то иначе ему запрещалось. Ибн Адхам вообще много чего запрещал Аль-Темьяту с тех самых пор, как шейх сделал свой выбор: отошел от братства, чтобы вплотную заняться политикой. Открыто старик не осуждал решение Аль-Темьята, однако, судя по всему, обиделся крепко. Ибн Адхам закрыл для бывшего ученика свой дом, и теперь шейх мог приезжать в рабат только после долгих и унизительных просьб. Пару раз Аль-Темьят наведывался в гости без разрешения, топтался у запертой калитки и в конце концов был вынужден смирить гордыню и перестать нарушать установившийся порядок. Старик плевать хотел на то, что Аль-Темьят стал одним из ближайших помощников султана. Старик был увайси, и этим все сказано.
— Прогуляемся.
Ибн Адхам легко, словно молодой, поднялся с подушек и направился к выходу из беседки. Шейху оставалось лишь посторониться. Впрочем, Аль-Темьят не рассчитывал на теплый прием. В последний раз он пил в этом доме чай в тот самый вечер, когда рассказал старику о своем решении оставить братство.
— Уважаемый Ибрагим, я хочу поблагодарить вас за то, что вы исполнили мою просьбу, — униженно произнес шейх, глядя медленно идущему по дорожке старику в спину.
Аль-Темьят прекрасно понимал, что ибн Адхам не посмел бы отказать: авторитет увайси велик, но султан сейчас не в том настроении, чтобы откладывать его пожелания на потом. А шейх особенно подчеркнул, что излагает поручение баварского владыки. Тем не менее поблагодарить — униженно поблагодарить и именно от себя! — стоило, иначе в следующий раз можно упереться лбом в запертую калитку.
— Ты мог бы научиться самостоятельно решать подобные задачи, — бросил ибн Адхам.