– Я уже сделал это, не беспокойся.
– Он такой был трогательный, со своей бородой, которая едва росла. Я дразнила его ешиботником, он страшно обижался. Господи, Гур, неужели это все было когда-то?! А как ему удалось сохранить… что от Кира… Ты не спросил?
– Мне кажется, что я не имею на это права. Если ты захочешь, спросишь его сама. Мама Ока, с тобой все хорошо?
– Да, да… Просто… Ты уходишь?
– Нет. Сейчас мне нужно побыть с Нисиро-о-сэнсэем, ладно? И я возьму оружие с собой.
– Ладно, ладно. Только будь осторожен. Пожалуйста.
Мама Ока – так он называл её, когда был совсем маленьким.
Когда Кир был жив.
Гурьев пробыл в комнате учителя едва не до полуночи. Мишима молча выслушал его рассказ, катая в кулаке два тяжёлых бронзовых шара размером чуть поменьше, чем шары для малого бильярда. Потом попросил:
– Ты принес его сюда? Дай мне посмотреть на него.
Гурьев протянул ему «наган»:
– Почему ты никогда не учил меня стрелять?
– Стрелять из лука гораздо сложнее. Совместить это и это, – Мишима дотронулся до целика и мушки, – и выбрать то, во что ты хочешь попасть. Это не искусство. Искусство – попасть стрелой. Пуля не боится дождя и ветра, и всё делает сама. Другое дело – стрела. Лук – искусство. А это? Нет, это не оружие. Этим можно научить управлять даже обезьяну. Это просто такая штука, чтобы убивать. Оружие не должно быть таким. Ты не согласен?
– Возможно, ты прав, сэнсэй. Но – как, по-твоему, выглядит сегодня воин с луком и дайшо[103] среди такси и трамваев?
– Ты знаешь – я не люблю города. Особенно этот. Здесь очень трудно воспитать настоящего воина.
– Не ты ли учил меня, что воин должен быть воином в любом месте? Абсолютно в любом?
– Я не сказал – нельзя. Я сказал «не люблю» и «трудно».
– Да, – Гурьев снова взял в руки «наган». – Лук – это, безусловно, неуместная в современных условиях вещь. Как реальное, носимое постоянно боевое оружие, я имею ввиду. Слишком громоздко. Меч – да, тут возражений нет. Нужно только хорошенько продумать форму – и клинка, и ножен. Как трость? Ширасайя? А вместо лука – ствол. Вполне подойдёт.
– Вот почему мне так нравится с тобой возиться, – Мишима потрепал его по щеке, и Гурьев немного даже покраснел от похвалы. – Ты думаешь по-европейски – и при этом, как настоящий самурай.
– Ты не ответил на мой вопрос, Нисиро-о-сэнсэй. Позволено ли будет мне повторить его?