— Некто Николай Огурцов.
— Его показаниям можно доверять?
— Взят с поличным при попытке убийства.
— Сейчас буду.
Он появился через несколько минут, запыхавшийся, с тяжелой одышкой.
— Ты меня до инфаркта сегодня доведешь, Шипилин.
— При чем здесь я?
— Ладно. Давай, что там наколдовал.
Надев очки, стал читать. Лишь прочитав, перевел дух.
— Ты знаешь, что это такое, Шипилин? Это бомба. Как долго я мечтал вставить фитиля этим америкосам, да повода не было. Вовремя этот огурец подвернулся. Определяй его в СИЗО, документы мне, сам поеду в прокуратуру. Съем свои погоны, если санкцию на арест Гота не выбью.
— Могут быть сложности, Николай Петрович, — предупредил Шипилин. — Свидетель утверждает, что таких случаев было множество, и миротворцы их прикрывали. Они используют уголовников для защиты своих интересов.
— Ничего не хочу слышать! Теорию заговора только тут мне не приплетай. А этого лысого борова я за решетку упеку. Там ему и место.
— Николай Петрович, они своего не посадят.
— Что ты предлагаешь?
— Сбросить документы в сеть, сделать их достоянием общественности. Это не даст им возможности замолчать факты.
— Такое вопиющее преступление я и сам замолчать не дам. Или у тебя другие мысли, Шипилин? Деньжат решил срубить на скандале? С журналюгами договорился!
— Некогда мне было. В меня стреляли.
Олег не понимал, за что на него подполковник так накинулся.
— Ладно, не обижайся. Но я все-таки сделаю по-своему.
Зажарский вызвал служебную машину и уехал. Машина была черная, а снег шел белый. Картинка получилась черно-белая. Снег сразу таял, и машина ползла по темным проплешинам.