– Ты мне зубы не заговаривай, – бросила Сальме, все еще тяжело дыша. – Какой волшебный камень?
– Бел-горюч камень-Алатырь, – повторил колдун: – Вот Степан и должен остаться до той поры девственником. А тут ты!
– А что я? – зашипела Сальме. – Откуда я знаю про ваши дела? У меня мужа нет, в семье все мужики при женах, а с работниками водиться нельзя – брат не разрешает.
– Слушайте, – раздался внезапно из темноты голос Василия. – Я не понимаю, о чем вы там говорите, но, по-моему, могу помочь. Надо женщине облегчение сделать, а вы что-то кобенитесь. Нас в доме хорошо приняли, гостеприимство проявили, а вы свару с хозяйкой устроили. Нехорошо.
И до того ясно было, что от возни и разговоров проснулись все, находившиеся в риге. Теперь мужчины лежали на сене и прислушивались к происходящему. Потому что сразу после Василия послышался голос Альберта. Он что-то сказал по-немецки…
– Ага, – быстро заговорил Лаврентий, обращаясь к раздраженной Сальме. – Вот, видишь, как удачно получается. Боярский сын тебя к себе зовет, он по женскому телу истосковался в походах наших. Ему девственником быть необязательно, да он давно уж и не девственник. Давай, красавица, не держи на меня сердце, да к нему ступай. Он мужчина видный, красивый, по нему все девки сохнут.
Ворча и возмущаясь, Сальме перелезла через Степана и поползла в темноту на голос сотника…
Расслабленный поморский капитан даже не нашел в себе силы, чтобы по-настоящему разозлиться на старого друга. Силы окончательно оставили его, и он провалился в сон. Среди ночи он несколько раз просыпался, ворочаясь под своим кафтаном, и слышал, как протяжно и сладко стонет Сальме, и сосредоточенно-деловито сопит трудящийся над нею Василий. Затем сознание вновь покидало Степана, и он забывался сном.
Наутро, когда петухи уже вовсю надсадили свои глотки и солнце взошло как следует, Лембит приковылял в ригу, чтобы разбудить спавших богатырским сном своих бывших товарищей по приключениям.
– Пора, – сказал он. – На лодке отсюда до корабля плыть часа четыре, так что к полудню успеете. Волна небольшая, дойдете спокойно.
Степан поднялся первым, стряхивая с себя остатки сна и прислушиваясь к своему телу – нормально ли отдохнул.
– Мои сыновья вас на лодке доставят, – объяснил Лембит. – Вдвоем на весла сядут, быстро доберетесь. Идите кашу есть, моя хозяйка сегодня с самых петухов хлопочет. Довольна, что муж домой вернулся!
Хозяин Хявисте радостно засмеялся, и Степан вновь позавидовал ему. Хоть и ждут их впереди еще приключения и дальние страны манят к себе, но хорошо все же человеку, оказавшемуся у себя дома среди близких.
Василий спал один и теперь, проснувшись и усевшись, озадаченно крутил головой. Увидев, что голова прекрасной Сальме покоится на сене рядом с головой Альберта, удивленно крякнул.
– Однако, – заметил он, не удержавшись. – Ну и ненасытные женщины живут на этом хуторе! Или настоящих мужиков тут давно не видели?
Тоже увидевший сестру рядом с Альбертом, Лембит только улыбнулся.
– Когда еще такое раздолье ей по женской части будет, – сказал он миролюбиво. – Годами мается без мужика, а тут сразу пятеро подвалили. Нельзя же было бабе упускать такую возможность. Я так и знал, что она здесь: вот, даже платье ее захватил.
Лембит подал наверх платье сестры, и Лаврентий, стараясь хотя бы галантностью исправить невыгодное впечатление о себе, подал его проснувшейся Сальме. Та встала и, натянув платье на голое тело, вызывающе-дерзко огляделась. Лицо ее при этом было довольным, и выглядела она привлекательно – розовощекая со сна, с сеном, застрявшим в длинных распущенных волосах.
Она ловко спрыгнула с сеновала и одернула платье.
– Беги в дом, – сказал Лембит сестре, легонько хлопнув ее по попе. – Набаловалась всласть? Давай скорее, надо помочь с завтраком. Там только что хлебы в печку поставили.