Неподалеку седлали лошадей: по приказу воеводы стрельцы заранее готовились к отступлению в случае неудачи. Но бой на стенах еще продолжался, а в проломе стены кишели схватившиеся группами и поодиночке русские и тевтонцы. За стенами крепости ревели трубы, призывая наступающих приободриться.
– Скорее, – сказал Франц. – Скорее, мы знаем одно место…
Лембита пришлось вытаскивать из ямы всем вместе – его вывихнутая нога распухла, и он не мог наступать на нее.
Братья побежали в противоположную от места сражения сторону, а за ними кинулись Василий с Лаврентием и Степан с Лембитом, тяжело повисшим у него на плечах. По дороге Василий нагнулся и выхватил из ножен убитого снарядом стрельца длинную саблю.
Сзади слышался гвалт битвы, но теперь все внимание беглецов занимало другое – собственное спасение.
В низкую, окованную железом дверь первым нырнул Альберт, за ним Франц, а потом все остальные. Оказавшись в подвале со сводчатым потолком и кирпичными стенами, они пробежали узким подземным переходом, пока не уткнулись в еще одну дверь, надежно запертую висячим замком.
Возле двери копошилась человеческая фигура. Человек в длинном, до полу кафтане и в островерхой шапке с меховой опушкой пытался отпереть замок. Услышав сзади топот ног, он нервно оглянулся, и все тотчас узнали опричника Михайлу. Увидев освободившихся узников, он замер на месте, не в силах пошевелиться от ужаса.
– Что, брат, – зловеще сказал Василий, оттесняя плечом товарищей и выступая вперед. – Не любишь воевать?
Опричник ничего не ответил. Его глаза метались из стороны в сторону, он нервно сглатывал…
– Про великого государя любишь рассуждать, – продолжал Василий, стараясь говорить спокойно, но с нарастающей яростью в голосе. – Только сражаться за государя ты не любишь. Твои товарищи там на стенах погибают, а ты бежать вздумал?
– Он людей пытать на дыбе любит, – вмешался Степан. – И на кол сажать…
– На колени! – зверски оскалясь, закричал боярский сын. – Слышишь, кому говорю, крапивное семя? На колени!
Ноги опричника подкосились. Он повалился перед Василием, и в глазах его вдруг вспыхнула надежда: он решил, что, стоя на коленях, сумеет вымолить себе жизнь. Всякий палач в глубине души уверен, что сможет избежать расплаты. Стоит только поползать на коленях…
– Прости, – трясущимися губами вымолвил он. – Простите, бес попутал…
Но времени на разговоры больше не было, и сотник понимал это не хуже других.
– Бог простит, – отрезал он и, взмахнув саблей, аккуратно снес голову с плеч Михайлы. Сабельное лезвие перерубило шею, как тростинку. Из артерий брызнула несколькими фонтанчиками кровь, заливая нарядный кафтан, и обезглавленное тело повалилось на бок.
Голова, оставляя кровавый след, покатилась под ноги стоявшим.
– Вот это хорошо, – умиротворенно сказал Лаврентий, отодвигая голову носком сапога. – Вот это ты правильно сделал, боярский сын. И рука у тебя твердая, и сам ты не промах. Дай бог тебе здоровья.
С замком на двери пришлось повозиться. Франц пытался рубить его топором, но железо не поддавалось. Щеколда тоже была сделана из толстой железной ленты, так что топор ее не брал.
В конце концов, оказалось, что все куда проще: в руке зарубленного опричника был зажат ключ…