Гайдзин

– Я уже много дней так хорошо себя не чувствовал, дорогая. Немного покачивает, но в остальном прекрасно… как ты очаровательна.

В свете масляной лампы его изможденное лицо показалось ей необыкновенно красивым, и сама она выглядела для него более желанной, чем когда-либо. Он положил руки ей на плечи, чтобы обрести равновесие, собственное тело и голова казались ему до странности легкими, кожа под его ладонями была нежной и теплой. Ее глаза танцевали, и он с любовью посмотрел на нее сверху вниз и поцеловал. Нежно поначалу, потом, когда она ответила, со все большим наслаждением, ощущая ее вкус и ту радость, с которой она приняла его.

– Я люблю тебя, – тихо проговорил он между поцелуями.

– Я люблю тебя, – ответила она, веря в это и слабея от наслаждения. Она была так счастлива тем, что он, похоже, и в самом деле чувствовал себя гораздо лучше, что губы его были сильными и жадными, и руки сильными и жадными, но знавшими предел своим исканиям, предел, который ей, в каком-то полубреду, вдруг захотелось отбросить. – Je t’aime, chéri… je t’aime…[24]

Мгновение они стояли в объятиях друг друга, потом с силой, которую он и не подозревал в себе, он поднял ее на руки и снова опустился в большое кресло с высокой спинкой, посадив ее к себе на колени; губы их соприкасались, одна его рука обвилась вокруг ее тонкой талии, другая покоилась на ее груди; шелк платья словно усиливал ощущение теплоты под полунакрывшей ее ладонью. Удивление заполнило его. Он изумлялся тому, что вот сейчас каждая ее частичка сокрыта от него и под запретом, а прошлой ночью все покровы были сброшены и столь же юная свежесть открыто предлагалась ему, но именно сейчас, а не тогда, он испытывает такое блаженство и такое возбуждение, каких еще не знал в своей жизни, в то же время полностью контролируя свои чувства и уже не жаждая лихорадочного удовлетворения своей страсти.

– Как странно, – пробормотал он и подумал: «Нет, не так уж и странно: лекарство притупило боль. Но не все остальное, не мою любовь к ней».

– Chéri?

– Странно, что ты так нужна мне сейчас, а я все же могу ждать. Не долго, но я могу ждать.

– Пожалуйста, не долго, пожалуйста.

Ее губы снова нашли его губы, в этот миг только он царил в ее мыслях, поднявшийся снизу жар наглухо запаял ее память, похоронив в ней, как в сосуде, все ее тревоги, не оставив ни одной проблемы, ни одной для них обоих.

Вдруг снаружи, где-то совсем близко, грохнул выстрел.

Любовное настроение улетучилось. Она выпрямилась у него на коленях и, даже не успев еще сообразить, что делает, поспешила к приоткрытому окну. Внизу она увидела Паллидара и Тайрера. «Черт, я совсем забыла про них!» – подумала она. Оба ее провожатых стояли спиной к морю, потом они повернулись, и теперь их внимание было приковано к Пьяному Городу.

Она высунулась из окна и посмотрела вдоль улицы, но разглядела лишь неясную группу людей в дальнем конце, ветер доносил приглушенные обрывки их криков.

– Похоже, это пустяки, просто Пьяный Город… – сказала она.

Выстрелы и драки, даже дуэли не были редкостью в этой части Иокогамы. Потом, с пылающим лицом, но чувствуя при этом странный озноб во всем теле, она вернулась к креслу и посмотрела на Малкольма. С легким вздохом опустилась на колени, взяла его руку и прижала ее к своей щеке, положив голову ему на колени, но его нежность и пальцы, игравшие ее волосами и поглаживавшие шею, уже не прогоняли терзавших ее демонов.

– Мне пора идти, моя любовь.

– Да. – Его пальцы продолжали все так же размеренно гладить ее шею.

– Я хочу остаться.

– Знаю.

Струан увидел себя словно со стороны: безупречный джентльмен, спокойный, уравновешенный, вот он помогает ей подняться, ждет, пока она приводит в порядок лиф платья и волосы и накидывает на плечи шаль. Потом, рука в руке, медленно идет с ней к лестнице, где позволяет ей уговорить его не ходить дальше, разрешая слуге проводить ее вниз. У двери она обернулась, махнула рукой, любяще прощаясь с ним, он помахал ей в ответ, и она вышла.