Бутурлин покусал губу: аппетитная все ж таки дева эта Марго! Но — грех, грех! Она ведь, поди, еще и немецкой лютерской веры — грех вдвойне. Ла-адно, замолим… На тихвинском-то посаде, к слову сказать, благодаря близости к границе, нравы были куда как свободнее, чем в Москве, и это несмотря на хозяина — монастырь.
Никита Петрович тоже сходил, умылся, затем натянул на рубаху камзол, да поверх него — плащик, мало ли — дождь? Уж здесь погода такая.
Девушка вдруг рассмеялась, фыркнула:
— Ой, Никита! Ну, у тебя и одежка, да!
— А что тебе не по нраву? — недовольно буркнул лоцман.
— Ты, конечно, извини, милый… — обняв Никиту за шею, Марго покусала губу. — Скажу прямо — такой камзол, как у тебя, носили лет двадцать назад! С такими-то буфами, разрезами…
— Да ну! — оглядев свою курточку, несколько обиженно протянул молодой человек. — А у нас в Тихвине…
— Вот именно, что у вас! В какой-то там дыре.
Тряхнув темными цыганскими локонами, красотка расхохоталась в голос и вдруг, быстро прижавшись к Бутурлину, чмокнула его в щеку:
— Ну, не обижайся, ладно? Просто ты такой… такой видный мужчина и вот… Выглядишь так, как будто из дальней деревни приехал дрова купить!
— Да дров-то в деревнях хватает, милая!
— Ну, значит — козу продать. Не важно, — безапелляционно завила Марго. — Тебе надо вот… вот темно-голубой бархатный полукафтан… или камзольчик — короткий, очень короткий, и с короткими же рукавами, так, чтоб видна была сорочка… а сорочка обязательно должна быть шелковая, шикарная, дорогая! И по всему камзолу такие мелкие жемчужные пуговицы. Далее — широкие штаны… без всяких вырезов, буфов. Длинные шерстяные чулки, подвязки… туфли с блестящими пряжками, а лучше — с шелковыми бантами. Да-да, с бантами, такими огромными, такими… И — красные каблуки! Шик!
Выслушав все, Бутурлин все же обиделся:
— Ну, уж ты скажешь! Красные-то каблуки у нас только девки носят.
— Ой, да ла-адно! — презрительно хмыкнув, красотка замахала руками. — Будто я не видала, как дворяне русские одеваются — как павлины все! Да еще и шубу летом напялят… и этот, как его, с длиннющими рукавами кафтан…
— Ферязь!
— Вот-вот! Скажешь, удобно?
— Ха!
— Вот и говорю — ха! — девчонка уперла руки в бока, раскраснелась. Ах, как она была сейчас хороша! Эти щечки, локоны, глазки горящие… Чертовка! Как есть — чертовка. Грех, грех… едва отмолить. С другой стороны, и «поганое» немецкое платье носить — грех, так что уж — одним больше, одним меньше. Потом — скопом — отмолятся.
— Вот прическу твою возьмем, — распаляясь, продолжала Марго. — Ну, кто сейчас так ходит? Только какие-нибудь лесные жители, лешие, как у вас говорят.
ebooksa