Власть шпаги

Но он ей ничего не обещал! И темнокудрая красавица тем и довольствовалась, никаких обещаний не просила, даже подарков, и тех… Ах, конечно!

Замедлив шаг, лоцман стукнул себе по лбу. Ну, какой же он все же дурень! Экий, право слово, дурень, леший неотесанный, права оказалась Марго, когда над ним посмеивалась, ох как права. Ну, как же подарка-то не прихватил, ничего подарить деве не догадался. Ничего! Уж при следующей встрече — обязательно! Они, правда, на какое то точное время не договаривались, просто Бутурлин обещался заглянуть еще, и Маргарита вроде бы ничего против не имела… или не сказала, пес ее…

Подарить! Обязательно подарить и не скупиться; жадничать русскому дворянину не к лицу! Особенно — в отношениях с женщинами, вот уж тут Никита Петрович поступал совсем на европейский манер, как у всех благородных людей принято. Поскольку Ниен — это уже Европа, и сам он — лоцман — давно «обнемечился», как заметил когда-то один знакомый дьячок. Да что там он… Весь Тихвин, почитай, со свеями да немцами связан, во многом на торговле с ним живет, и живет богато, всем бы так! Игумен Богородичного монастыря, что владел посадом, все это прекрасно понимал и многие послабления делал. Чай, не дурни были — умны!

Что же, ах, что же Марго любит? Она, кончено, гулящая, но все же нраву не злого… а как искусна в постели… Славно! Тьфу… То есть — наоборот: Господи, упаси!

Бутурлин едва не споткнулся и, свернув за угол, на Выборгсгатан, направился к пристани. Из распахнутой двери таверны (не «Тре крунер», эта называлась «У дуба») пахнуло табачным дымом. Лоцман невольно поморщился — табачищем он не поганился, хватало и чего другого. Правда, многие из его добрых знакомых, даже тихвинцев или там псковичей — баловались, дым пускали. Такое в Тихвине с рук сходило, да и в Новгороде, и в Руссе… А вот попробовали бы на Москве покурить — живо бы угодили под кнут! Ужо отпробовали бы… Лют патриарх Никон, лют, говорят — на место самого царя себя ставит. Ничего! Алексей Михайлович его живо укоротит, хоть и прозван Тишайшим. Прозван-то прозван — да в тихом омуте, сами знаете, кто…

Что же она любит, эта чертовка Марго? Ха! Да как это — что? Да все, что дамы из общества любят, то и она, даже больше еще. Перчатки, браслеты, кольца, веер…

Веер… Тут же было рядом что-то… Вот, как раз у пристани… Да! Вот она, лавочка: «Негоция Свена Сноррисена. Товары из колоний». Ну, если не там, то…

Решительно толкнув дверь, Никита Петрович спустился на три ступеньки вниз, оказавшись в полутемной зале, освещенной дрожащим светом свечей. За прилавком, заставленным всякой всячиной, возникла сутулая фигура в длинном темном кафтане с большими блестящими пуговицами.

— Мы уже закрываемся… Хотя для столь солидного господина всегда приятно сделать исключение. Что вам угодно, любезнейший? Может, что-нибудь подсказать? Вам, несомненно, нужен табак… Ах, нет! Тогда вы ищете подарок? Я угадал? Скажите же, кому? Мужчине? Женщине?

— Одной юной… но уже весьма самостоятельной особе…

— Ах да, да — юной особе! Как же я сразу не сообразил, старый дурак.

— Дурр-рак, дурр-рак, дурр-рак! — заскрежетали прямо позади Никиты.

Молодой человек тут же отскочил, выхватил нож… и выдохнул, увидав большую лимонно-желтую птицу, сидевшую в подвешенном к потолку кольце. Именно птица и говорила, и в том не было ничего чудесного — такое говорящее чудо Бутурлин видел уже не раз, именовалось сие божье творение — попугай.

— Осмелюсь предложить замечательную табакерку! Ах, понял, понял — лучше вот это зеркальце… А вот, обратите внимание на пудреницу. Настоящие сапфиры и золото!

— Сапфиры, говоришь? А что-то они не сияют, не радуют глаз!

— Так, мой господин — свет-то какой! Хотя… — продавец — желтолицый старик с длинным, с аккуратной горбинкою, носом — доверительно понизил голос и наклонился. — Говорят, в Париже и Амстердаме умеют шлифовать драгоценности. И тогда камни сияют, как солнце! Да-да, мне говорили именно так. Так что скажете насчет пудреницы? Всего десять талеров. Вам отдам за семь.

— С-спасибо, — услыхав цену, лоцман отшатнулся от прилавка. — А случайно веера нет?

— Нет ли у меня веера? — философски скривился старик. — А чем же, по-вашему, я тут торгую? Досками или икрой? Или, может быть, дегтем? Ну, как же! Конечно, веер… Вот, извольте… выбирайте… Это из страусовых перьев… этот — дешевый, из петуха… Ну, как?

— Да вроде все красивые, — Никита Петрович озадаченно покачал головой. — Не знаю, какой и взять.

— Тогда осмелюсь посоветовать вот этот, с бамбуковой ручкой. Он складной, видите — и как играет шелк!