Полетела на пол смахнутая со стола баклажка…
— Э, ты руками-то не маши! — захохотал боярин. — Не то тут от всего токмо мокрое место останется… Лучше ко мне иди… ага, вот так… Ну, пойдем… Ага, в опочивальню…
Так вот, опираясь на холопку, Хомякин с важностью прошествовал в спальню, где шмякнулся на ложе, словно куль с мукой, и тут же раскинул в стороны руки.
Настена тут же бросилась снимать с боярина сапоги — еле стянула.
— Пятки теперь почеши, — махнул рукой Анкудин. — И это… расскажи что-нибудь.
— Ой… — услыхав такое, девушка озадаченно моргнула… и вдруг повалилась прямо на ложе, рядом с господином. Тот, правда, не противился, однако и до срамных плотских ласк дело сейчас не дошло — дева, как упала, так и уснула. Да и боярин тоже захрапел, заливисто и с присвистом.
Проснулись они одновременно, часа через два. Поглядев с удивлением на лежащую рядом деву, Анкудин Иваныч хмыкнул и, глянув в распахнувшиеся карие очи, погладил Настену по плечу:
— Ну, давай, дщерь. Скидывай платье!
Послушно сбросив одежку, холопка принялась ублажать господина, как могла. А могла она многое! Хомякин только охал да пучил от восторга глаза, приговаривал:
— И где ты это… И как… от кого научилась-то?
— Тихвин, батюшка, город торговый, — покончив со всеми делами, Настена устало прилегла рядом. — Тут кого только ни бывает…
— Так ты это… со всеми, что ль? С каждым встречным-поперечным?
Покачав головою, Анкудин Иваныч ущипнул Настену за грудь… опять же, не со злобой, а так… шутя. Красивая была у Насти грудь — упругая, налитая — так и хотелось щипать, мять да трогать! Не оторваться. Нет, вот ведь, бывают же девки… Одно слово…
— Не, батюшко, не курва я, — пухлые губки девчонки изогнулись в улыбке. — И не с каждым встречным-поперечным ложуся… а только с тем, с кем Тимофей управитель прикажет. Для дела чтоб…
— О как, — довольно крякнув, боярин погладил девушку по спине. — Ого… Это кто ж тебя так постегать успел?
Рубец-то еще не зажил, да…
— Так, батюшко, ты же!
— Ах, да… забыл, — Анкудин Иваныч неожиданно для себя сконфузился и даже ощутил некоторый стыд — что было вовсе на него не похоже. Как-то приглянулась ему эта кареглазая дева, своей стала — и не только из-за искусной любви, но и… Как собутыльница — тоже хороша, милое дело. Ишь, как укушалась, задремала!
— А выпьем-ка мы с тобой, Настена, винца! Сбегай-ка в горницу, принеси.
— Ага… Мигом! Ой… господине!
ebooksa