— Так что тебе лучше об том и не говорить. Лучше в краже признаться.
— Да не тать я, па-анимаешь?! — снова перекрестил лоб богомаз. — Не тать!
— Так, а служка-то монастырский, этот как его… Алексий Корова, — Бутурлин задумчиво пожевал соломинку, брошенную в уголок рта. — Он же тебя видел.
— Так, па-анима-аешь, видел, как я рядом с тоней стоял.
— Ну, вот — раз стоял, на тебя всю пропавшую рыбу и спишут, — встав, Никита утешающе похлопал художника по плечу. — Да не переживай ты так! Плетей дадут — подумаешь! Всего-то делов. Уж точно за рыбу казнить не станут. А вот за придумки твои с Иисусом — могут и упечь! Никон-патриарх к сим нововведениям сам знаешь, как… Хочешь на костер?
— Хочу, чтобы красота не пропала! — упрямо набычился Иван. — Па-анимаешь, чтоб не токмо язм ее видел, чтоб все…
— Ну, это тебе просто картину писать надобно. Называется по-французски — пей-заж.
Повернувшись к маленькому, под самым потолком, оконцу, Бутурлин изобразил рукою движение кисти.
— Пей-заж… — шепотом повторил художник.
— Да ты у многих тихвинских видел, наверное. В домах, на свейский манер, вешают.
— На свейский… — Иван Шомушский ахнул и обхватил голову руками. — А прознает кто? Тут, па-анимаешь, епитимией не отделаешься.
— А ты картину сию тайно пиши, — зевнув, подучил Никита. — Потом мне передашь, я в Ниен отвезу — там ее точно купят! Еще и деньгу заработаешь.
— Деньгу?
— Тьфу ты, Господи! — сплюнув, Бутурлин с досадой тряхнул шевелюрой, опомнился. — О чем это я говорю-то? Какой, к чертям собачьим, Ниен, какая картина? Меня ж не сегодня-завтра казнят — повесят. Нет, ты слышал, Ваня? По-ве-сят! Это — меня, помещика и дворянина российского.
— Неправильно, — подняв голову, выразил свою поддержку художник. — Не должны вешать!
— Вот! И я говорю…
— Должны голову отрубить. Раз уж ты человек служилый…
— Вот спасибо, утешил! — выплюнув изо рта соломину, лоцман расхохотался и нервно потер ладони. — Голову рубить… Хотя… А что? Голову-то — не позор. Это не в петле дергаться… как последнему татю! Может, прошение написать на имя воеводы-батюшки?
— Во-от, напиши. Я тебе о чем и толкую, — согласно покивал Иван. Патлатый, в полутемном узилище, на гнилой соломе, он напоминал сейчас какого-нибудь древнего апостола, схваченного римлянами для предания мучительной казни.
— Па-анимаешь, что повешенье, что отрубление головы, сие есть один вид казни — простой, — добродушно пояснил богомаз. — Потому, думаю, заменить одно на другое вполне возможно. Ты токмо напиши, па-анимаешь.
ebooksa