Милицейские были

— Орудия убийства?

— Топор! Убил обухом. Он там же валялся, в доме, возле трупов.

— Ну, давай действуй. А то сегодня уже интересовалось начальство.

— Завтра пошлем подробную информацию.

— А куда ты дел Копийко?

— Оставил в селе побеседовать с людьми и выявить свидетельскую базу!

Обиженный, оскорбленный, уже немолодой человек три часа ходил по тесной, всего в несколько шагов, камере. Вначале он возмущался, ругался, а затем умолк, только тяжело дышал да разводил руками: «Ну, кто это мог сделать!»

Когда в маленьком зарешетченном окошке под самым потолком погас дневной свет и в камере стало темно, он почувствовал свое одиночество. Лег на деревянные нары, подложил под голову кулак, но сон не приходил. В голове роем клубились мысли. Как только он смыкал глаза, в воображении возникало родное село Липки, он забывал обиды и свое нелепое положение. Как хорошо ночью в Липках! Любил в такие летние ночи Бондарук посидеть на сухом бревне за плетнем, помечтать. Песни молодежи воскрешали в памяти его молодость.

Никто, кроме Бондарука, не знал так хорошо ночное село. Он наблюдал, в какой хате когда погаснет свет, где находятся ночные сторожа, слышал и различал самые тонкие шорохи, по одной только тени определял, кто прошел. И в тот трагический вечер Бондарук огородами, только ему известными тропками, направился к дому вдовы: он любил ее. Как и всегда, оглядывался, пригибался, чтобы никто не заметил. Не доходя до усадьбы Агафьи, он остановился перед необычным зрелищем: по соломенной крыше хаты ползли языки пламени. Бондарук остановился в нерешительности. В голове мелькнуло: «Что делать?» Он выпрямился, бросился с огородов на улицу и побежал, уже не пригибаясь и не оглядываясь. Скорей туда, к месту пожара! Он бежал, не глядя под ноги, не слышал, как учащенно билось его сердце, только ощущал горечь во рту от дыма. Бондарук перепрыгнул через плетень и оказался во дворе, ярко освещенном пламенем. Поразила его необычная тишина — похрустывала горящая крыша да слышалось мычание коровы в сарае. Сарай примыкал к дому, и крыша его тоже загорелась. Бондарук открыл дверь, и корова убежала. А где же хозяйка? Неужели все спят? Бондарук рванул дверь в хату — она оказалась открытой. Переступил порог и споткнулся: у двери лежало тело сына вдовы.

— Вовка, ты?.. Что с тобой?..

Но ответа не последовало. Он схватил безжизненного мальчишку, вынес на улицу. А во двор со всех концов уже бежали люди, поднятые сельскими сторожами для тушения пожара…

И вот он в камере, заподозренный в убийстве. Ему вспомнилось, как шагал он по улице родного села, а следом за ним шел милиционер с обнаженным пистолетом. Из дворов и окон его сопровождали презрительные взгляды односельчан.

Он схватился, неистово затарабанил в железные двери: — Откройте! Слышите, откройте! Я не виноват!

В открывшийся круглый глазок услышал грубый голос:

— Гражданин, прекратите истерику, иначе в карцер посажу!

— За что же, за что же вы меня… — И он медленно опустился на пол.

Копийко был потрясен совершенным преступлением. Десять лет работал он на этом участке и не помнит ни одного подобного преступления. И вдруг — исключительное по своей жестокости убийство. Какой должен быть озверелый преступник, чтобы убить беззащитную женщину и ее ребенка!

Копийко решил сначала лично разобраться в обстоятельствах совершенного преступления. Поэтому уже который час тщательно осматривал пожарище. Хотя крыша дома и сгорела, в хате все же многое сохранилось. Осматривал, пытаясь определить, сколько человек было в хате в момент убийства. Он сразу установил важное обстоятельство, что в доме ничего не взято. Родной брат убитой, который живет в этом же селе, категорически заявил: все вещи налицо, преступник ничего не взял. Это подтверждали и соседи. Значит, убийство совершено не на почве ограбления. С какой же тогда целью?

Копийко присутствовал при первичном допросе задержанного Бондарука. Хотя все и складывалось так, что его можно было подозревать, но возникли сомнения. Лейтенант изучил обстановку в доме. Рядом с трупом мальчика лежал топор, который принадлежит убитой хозяйке. Размер провалов черепов у вдовы и ее сына точно совпадал с размером обуха топора. Кровь на обухе такой группы, как и кровь убитых. Из этого Копийко сделал для себя вывод: убийца пришел в дом без орудия убийства; возможно, пришел, не имея цели убивать, а идея эта созрела уже в доме. Вот преступник и воспользовался топором, который лежал в хате на виду.

Однако причины убийства оставались загадкой. Лейтенант подумал: а не имела ли здесь место попытка изнасилования? Об этом говорила измятая постель и положение женщины, левая рука которой зажимала подол юбки, а правая как бы отталкивала кого-то от себя. Но он никак не мог себе представить, чтобы из-за неудавшегося изнасилования женщины разыгралась такая трагедия. Тем более было непонятно: зачем убит мальчик? Однако предположение о том, что в доме был мужчина, все усиливалось. Об этом свидетельствовал найденный окурок. Правда, окурок мог быть оставлен кем-либо из односельчан задолго до убийства. Но лейтенант уже установил, что днем и вечером никто к вдове не заходил. Это давало основание думать: окурок все же оставил убийца. А это имело важное значение.