Франческа

Я указала на Арона.

— О чем, собственно, речь? — спросил Арон. — Простите, но я ничего не понимаю.

— Спокойно, Арон, — ответил его отец и помахал на сына салфеткой. — Сейчас мы во всем разберемся.

— Тут не в чем разбираться, — проговорил Арон. Взгляд у него был тяжелый, как тогда, в машине. — Тебе, должно быть, приснилось. Тебе все приснилось.

— Покажи руку, — сказала я, кивая через стол.

— О чем ты?

— Если всего этого не было, если это всего лишь сон, то, наверное, и то, что я тебя укусила за руку — тоже сон?

— Она сумасшедшая, — пробормотал Арон, глядя на своего отца.

— Покажи руку, Арон, — велела, побледнев, его мать. — Покажи, чтобы все это поскорее закончилось.

Но вместо того, чтобы показать руку, Арон поднялся так резко, что стул перевернулся, и вышел из-за стола.

Потом было заявлено, что он сделал это, будучи оскорбленным моими обвинениями, и его родители заверили, что никаких следов укусов на его теле нет.

Когда семейство Арона уехало, мои родители завели со мной серьезный разговор. Уверена ли я в том, что произошло? Что он делал? Щупал меня, делал со мной что-то еще? Важно, чтобы я рассказала все, как было.

Я попыталась поведать им о поездке на машине во всех подробностях, как помнила.

Когда я закончила, мама и папа долго смотрели друг на друга, и потом папа спросил: это все?

Я не поняла, что он имеет в виду. Разве этого не достаточно?

— Более чем, — ответил папа. Он покачал головой, а потом, при полной поддержке мамы, начал объяснять мне, что мальчики иногда неверно истолковывают сигналы и могут вести себя вольно, особенно в обществе таких красивых девушек, как я. Это, конечно, недопустимо, совершенно недопустимо, и он, само собой, будет иметь серьезный разговор с Улой Вендтом и его сыном.

— Разговор? — спросила я.

Папа кивнул — он и вправду всерьез поговорит с ними.

— А потом? — спросила я. — Все будет как раньше? Ты будешь продолжать вести с ним дела?

Ответ я прочла в папином взгляде.