— Нет, думаю, будет лучше, если я поеду одна. Тут профессиональная тайна и все такое.
— Понятно. Но позвони мне, когда дело будет у тебя.
Когда мальчики вернулись, оказалось, что Тим и Том повздорили.
— Он все проиграл один, — заговорил Тим, показывая на Тома. — Придурок гребаный!
Сдерживая улыбку, Чарли посмотрела в глаза Тиму и сказала, что так нельзя говорить о своем брате — вообще ни о ком нельзя.
— Думаю, надо выдвигаться, — сказала Чарли. — Пойдите скажите вашим братьям, что мы едем домой.
Мальчики ушли. Чарли видела, как они то и дело пихают друг друга локтями в бок.
— Ну что ж, нам пора.
Чарли кивнула в сторону двери.
— Я тоже пойду, — сказал Юхан. — В смысле — к себе в номер.
— Ну… созвонимся.
Ей хотелось обнять его, но она не стала этого делать.
Провалы во времени
Мы с Полем сидим в церкви на нашем обычном месте и пытаемся подпевать летнему псалму, который исполняется на слишком высоких тонах:
Когда начинает говорить пастор, Поль протягивает мне записку.
«Пастор — воплощение нонсенса, облаченного в длинные одежды!»
Он шепчет мне, что это не его слова, когда я говорю, что мне они нравятся. Это цитата из Кьеркегора.
— Поль! Франческа! — произносит директор за нашими спинами, когда служба закончена. — Я хочу поговорить с вами обоими у себя в кабинете. Немедленно.
Вместе с директором мы идем в его кабинет с мебелью темного дерева и пыльными книгами. Там мы вынуждены стоять и выслушивать долгие рассуждения о том, как необходимо соблюдать правила школы. Потому что если их не выполнять, нам обоим хорошо известны последствия: звонок домой, предупреждение и наконец… мы и без него знали, что происходит после третьего предупреждения.
— А если вас исключили, — продолжает директор, но теперь он смотрит только на Поля, — то плата за семестр не возвращается. Помните об этом.