Никта

— От кого?

— Ну… от прекрасного принца, которым мог бы оказаться мой спаситель. Или внимания общественности, если бы принц оказался старым и страшным. А когда меня спасли, я испугалась, что впаяют штраф… и принялась сочинять на ходу, про живые статуи, про то, что одна из них несла меня по воздуху, сбросила вниз, да просчиталась и уронила прямо в Сену. И так я сочиняла, сочиняла, пока другой доктор, с пышными пшеничными усами, не записал в эту папку строчку «параноидная шизофрения». Простите дурочку… пожалуйста.

Доктор что-то записал на последнем листе. Катрин сощурилась, но никак не могла разобрать написанного: почерк был не ахти.

— Есть, что еще сказать?

— Да. Я удивлена, что никто не распознал мою ложь в первый же день… Нет, сразу понятно, что ничего этого не было и быть не могло… Но все решили, что я это серьезно — о статуях и о попытке убить меня. Потому я усомнилась в профессионализме здешних врачей. Пожалуйста, простите еще раз.

— Вы здесь уже четыре месяца. Все это время вы покорно переносили все процедуры и стояли на своем. А теперь вдруг утверждаете, что водили нас за нос. Где гарантия, что вы не лжете мне снова? Ведь я, «непрофессионал», не могу сообразить, правду мне сказали или нет.

Катрин ничем не могла подтвердить свои слова, и вскоре ее снова вернули в палату. Эта маленькая комнатушка удивительно напоминала ей номер в хостеле недалеко от дома, тот самый, где она ночевала, пока в кафе травили… кого же там травили? Мышей?

А был ли тот гостиничный номер реальным, или же действительно явился ложным воспоминанием в ее разум? Доктора считают, что она немного повредилась рассудком со смертью матери и сестры, незаметно для нее самой и для всех окружающих. Этот червь в ее мозгу грыз сваи фундамента, на котором возвышалось здание ее разума, пронизывал туннелями ее материалистические основы, — и стоило случиться очередному потрясению, то есть смерти мужа, как фундамент рухнул, похоронив вместе со своими остатками дееспособность своей хозяйки.

Даже если они правы, и она сошла с ума… оставаться здесь не имеет смысла. Четыре зеленые стены, пустующая кровать напротив и крики, доносящиеся из «зверинца» — отделения для буйных, действуют на нее угнетающе. Потому стоило придумать «признание» в собственной демонстративности, попытке привлечь чужое внимание недосуицидом.

Катрин зашлась в приступе кашля, сплюнув мокроту в платок — заболела еще в сыром ноябре, и никак не могла выздороветь окончательно. Антибиотики ей не полагались, поскольку риск для плода превышал риск для матери.

Катрин с досадой взглянула на грузный живот, который воспринимался ею исключительно как обуза. Ей никак не удавалось заставить себя осознать, что эта опухоль, разросшаяся в передней части тела, когда-нибудь станет человеком.

Будь она на свободе — все сложилось бы иначе; она могла бы иногда чувствовать себя счастливой, вновь обретя семью, но судьба, по ее обыкновению, не терпела хэппи-эндов, и четыре стены с решетчатым оконцем выглядели более реальными, чем возможный ребенок.

В попытке заставить себя воспринять опухоль, как будущий зачаток разума, Катрин вполголоса обратилась к ней, время от времени грызя кончик коротенькой русой пряди (пациентку коротко постригли еще четыре месяца назад, а после того возможности покраситься она не имела).

— У меня был один знакомый, Стефан… Знать бы, где он сейчас? Жив ли? Люди вокруг меня повадились играть в ящик… Так вот, был у меня этот знакомый. Очень приятный молодой человек. Подходил мне куда больше, чем твой отец. Думаю, я могла бы заставить себя влюбиться в него рациональным образом, и тогда он стал бы твоим отчимом! Влюбиться рациональным образом — это как влюбиться обыкновенно… но с умом, после собственного на то разрешения! Мудрые люди вроде меня только так и поступают.

Так вот, был у меня этот знакомый, и он составлял список людей, которые ему особенно не нравились. Рейтинг неприятных личностей. Спорный, конечно, но что в этом мире не субъективно? Я, как уже говорилось, лицо мудрое, а значит — выше черных именных списков. Я решила составить список событий для сожаления. Буду жалеть об этих вещах до конца моего унылого существования, раз уж выпускать меня отсюда не собираются. Бюджет у них, что ли, резиновый? Я-то не буйная, да и себе опасности не представляю. Вот и стены не обиты поролоном, и спинка у кровати войлоком не обита — а вдруг я захочу голову себе разбить? Значит, не верят, что я все еще «настроена суицидально». Ха, ха, и еще раз ха.

Первая вещь, о которой я жалею, это то, что мы с Максимом все время ругались. Нет чтобы сразу обсудить дела в нашу последнюю встречу… Будто надо было перепираться, умничать, брать верх в битве двух длинных языков и тратить драгоценное время. Ведь я так и не узнала, кто пытался убить его в первый раз, когда он превратился в запеленатый бинтом супнабор. Не получила четкой инструкции, как быть с Ониксом. Не спросила, как они вообще с Ониксом связаны — а ведь это могло мне помочь. Помочь в моей великой битве за свет! — последняя фраза была произнесена с чрезвычайным пафосом, и Катрин взмахнула воображаемым мечом в руке.

— Вторая вещь для сожалений — это то, что я прогнала Рауля. Он мог бы оказаться неплохим собеседником в этой тюряге. Потому ли он не вернулся, снова выбравшись из леса, что я обзывала его назойливой мухой, кляла необразованным полтергейстом и игнорировала, когда ему было одиноко? Или он не может вернуться, потому что в рацион моей ягодичной мышцы вошел перидол от галлюцинаций?

Если второе справедливо, значит все, все они — мои галлюцинации, и найденное тело было галлюцинацией, и некролог патологоанатома. Тогда доктор с пшеничными усами был прав со своим диагнозом. Но как тогда я могла узнать, что Оникс в полицейском участке, и каком именно? Я не могла получить это знание ни одним поддающимся научному объяснению способом, мне подсказал старый Жан, всезнающий призрак…

Но с чего мертвому старику быть всезнающим? Рауль и о смерти своей не знал несколько лет, пока ему прямым текстом не сказали. Если бы он мог найти любого человека на планете, щелкнув призрачными пальцами, то первым же делом определил бы, где прячется повинный в его смерти тип. А Оникс как-то повязан на его смерти, тут уж не бабка по воде вилами писала, иначе откуда у него паспорт Рауля, которым он при случае и представляется?

Призрак бы не слонялся по городу с какой-то девкой… Он бы так отомстил, что нашему скульптору его первоначальное нигредо показалось бы эдемскими садами! Призраку человека, ушедшего до времени, полагается быть мстительным. Я, например, уже мстительный призрак, хотя умерла для мира только номинально.