Пока Гайс раскачивался, восстанавливая равновесие (что было нелегко — сапоги наполнились водой, стопы проскальзывали), всадники успели прицелиться повторно.
Гайс принял резко влево, судорожно подался вперед и… взвыл от боли: стальной наконечник стрелы вгрызся в его прикрытую одним лишь кафтаном лопатку.
Одной рукой прижимая сумку с цветами к плечу, он попробовал вытащить стрелу — нужно успеть до того, как смертельная доза яда попадет в кровь!
Как бы не так! Место и время к подобным манипуляциям не располагали.
Гайс представлял собой идеальную мишень для ночной стрельбы. Стреляй себе и радуйся! Варанцы на берегу умиленно переглянулись.
Гайса спас Щука.
Заскучав в одиночестве, он бросился догонять кобылу и жеребца — играть! буянить! свобода!
Мерин появился на берегу как раз в тот момент, когда варанцы изготовились выстрелить в третий раз.
Лихо спустившись, Щука с лету вцепился в зад жеребцу. Тот ответил обидчику слаженным ударом сильных задних ног. Лучник, перед стрельбой намотавший повод на специальную седельную рукоять (в некоторых ситуациях, конечно, лучше иметь четыре руки), полетел через голову коня прямо в воду.
Кобыла, пахучая виновница безобразия, встала на дыбы и возбужденно заржала. Ее хозяину повезло больше — он все же усидел в седле. Однако о том, чтобы попасть во вражеского лазутчика из такого положения, не могло быть и речи.
Посеяв разброд в варанском стане, Щука, шаловливо тряся башкой, бросился к раненому хозяину, вздымая тучи мутных, как глаза душегуба, брызг…
Гайс сам не помнил, как воткнул в поблескивающее стальное стремя разбухший сапог, как, превозмогая боль, ухватился за гриву и переднюю луку, как перекинул через седло правую ногу, онемевшую от кончиков пальцев и до самой мошны. Помнил только, как орал Щуке: «Пошел, дурак!» И, не оглядываясь, рвался через укрытый ноздреватым снегом лес.
Озадаченные варанцы за его спиной мыли сапоги, с хмурым любопытством поглядывая, как течение реки Веры уносит к Орису невесть чем набитую холщовую сумку.
«Может, там золото?» — предположил хозяин кобылы.
«Ага, бриллианты», — отозвался ему второй, подшибленный, кривя скепсисом губы.
— Господи, чуть не убили мальчишку. Хорошо, если стрела чистая, без яда… А все из-за этой суки… Мерзавка она, вот что я тебе скажу! — приговаривал Нерг, прикладывая к ране Гайса красную комковатую лепешку местной панацеи.
— Ай-с-с-с-с…
— А поддельное разрешение? Надо же было до такого дойти! — с трибунальными нотками в голосе продолжал Нерг. — Да ты хоть знаешь, что тебе светит, если это откроется?
— Да может, и не откроется еще… Не до меня им сейчас.
— До тебя, не до тебя… Будешь им потом объяснять в Красном Каземате. Что, мол, не на встречу с лазутчиком вражьим ездил, а за цветочками! Вот засекут тебя до смерти!.. А виновата будет Нимарь!