Возникла небольшая пауза. Впрочем, Манна можно было понять, голова у него уже давно шла кругом, но его осенило через мгновение. Он снова ударил по столу – на этот раз кулаком. И, спохватившись, сразу отмахнулся от нервно вздрогнувшего метрдотеля, мол, не до тебя!
– А, черти бы их драли! – воскликнул он от души звучным басом. – Доспех! Сукины дети! Спектакль устроили!
– Вот именно! Их несколько! Самостоятельно, без чужой помощи он доспех ни за что бы не надел. Это значит, у него есть сообщник! Который знает, как надевается японский доспех, а поверь мне, там одной шнуровки – не один метр! Значит, помощник – японец! Следовательно, и преступник – японец! Никогда японец не станет помогать в таком деле «гайдзину», – когда речь идет о «национальных сокровищах» Японии. Японец скорее совершит сэппуку – самоубийство, чем поможет иностранцу украсть японский меч! И еще: мало было помочь надеть доспех, надо было как-то умудриться утащить восковую фигуру, которая до этого сидела на пеньке. Как они это сделали? И куда они ее дели? Надо просмотреть видео двух предыдущих ночей. В общем, на ближайший час наша задача – видео с камер наблюдения за прошлые двое суток. Кстати, по экспертизе стекла пока нет ничего? Ладно, подождем.
– Мда-а, – протянул Манн, потирая руки. – Отлично! Не зря я вас пригласил! Ну что, в музей?
– А, кстати, вот и Фудзивара! – Алекс поднялся из-за стола, увидев подходящего маленького японца.
Генерал Манн последовал его примеру, и оба они низко склонились перед мастером. Он с достоинством поклонился им в ответ.
– Сигенори-сан будет в Афинах завтра. Он хотел бы поселиться в соседнем номере со мной, чтобы мы могли беспрепятственно общаться. Нам многое нужно обсудить! – произнес японец по-английски.
– Организуем, к его приезду все будет готово, мастер! – почтительно отреагировал Манн.
– Если возможно, я бы хотел лично поговорить о случившемся с моими соотечественниками в музее, – продолжил Фудзивара. – Я немедленно сообщу вам о результатах.
– Разумеется, машина ждет у входа, – кивнул генерал Манн, и все втроем они покинули ресторан.
Пристально наблюдавший за ними злосчастный метрдотель выдохнул с облегчением и, устало утирая пот платком, со стоном опустился на стул.
Часть шестая
Самурай должен прежде всего постоянно
помнить – помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги – что он должен умереть.
Смолев оказался прав: камеры наблюдения в зале музея зафиксировали, как предыдущей ночью двое неизвестных, одетых в черные халаты с капюшонами, осторожно сняли с постамента восковую фигуру в доспехах, положили ее на носилки и, споро перебирая ногами, унесли за портьеры. Действовали быстро – им потребовалось всего каких-то две минуты. Уже ранним утром, перед самым первым обходом, около семи часов утра, из-за портьеры шагнула коренастая фигура в рогатом шлеме и полном защитном облачении, быстро уселась на подставку и замерла в неподвижности.
Получается, что злоумышленник просидел целый день на выставке, мимо него ходили посетители, и они ничего не заметили!
То, что они не заметили – это как раз неудивительно: лицо его было затянуто черным шелком, да еще на нем была и звероподобная маска демона войны, рассуждал Смолев.
Самурай сидел в глубине подиума, за спиной была стена, освещение было устроено так, что угол постоянно оставался в полумраке, что преступнику было только на руку. Удивительно другое: как смог он просидеть неподвижно весь день, пока мимо ходили люди?
Вот это выдержка, подумал Смолев с уважением.
– Ты хочешь сказать, что он вот так и сидел весь день, смотрел на посетителей и не шевелился? – никак не мог поверить Виктор Манн. – Неужели такое возможно? Он что, железный? Кто просидит, совершенно не шевелясь, несколько часов подряд?
ebooksa