Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да уж, горюшко какое… С Фаиной у всех были хорошие отношения, и я не исключение. Не припомню, чтобы ругались с ней когда. Она к батюшке нашему на исповедь постоянно ходила, так что встречались часто и здесь, и в храме. Умная была, слушалась старца, к сестрам приветливая, всегда старалась помочь. Почему она решилась на такой поступок? Я краем уха слышала про болезнь, но кто точно знает? А может, расстроилась после разговора накануне с матушкой…

– Разговора? А можно подробнее? О чем они говорили?

– Ой, простите, лишнее сказала. Не дело мне, простой монахине, обсуждать начальство. Да, характер у матушки тяжелый. Она строгая, но справедливая. А иначе монастырем непросто управлять. Мать Херувима о сестрах, как о родных детях, заботится. Если и нашумит, то для нашей же пользы. Лучше у нее спросите, не мое дело пересказывать чужие разговоры, да и не слышала я почти ничего.

– А вы что в день трагедии делали?

– В тот день вместе пошли на полунощницу, я ушла пораньше, подготовить машину к поездке в город для матушки и отца Трифона. А потом отец Павел, священник наш, позвонил. А ему участковый о случившемся сказал. Не сразу до нас дозвонился: на приеме были у владыки, а там телефоны отключаем. Так что только днем узнали о смерти Фаины, по-быстрому взяли для монастыря все, что надо, и поехали. Но дороги тут, сами видели, какие. Так что вернулись только к вечеру… Что еще сказать?

– Давно вы здесь?

– Да лет двадцать уже. В основном при старце. И секретарь, и медсестра, и шофер. Батюшка мне многое доверяет, стараюсь не подвести. Веду запись паломников, а то иногда столько народу приезжает, что до вечера готовы батюшку мучать. Нет, не подумайте, что мы тут людьми пренебрегаем. Но у него диабет, сердце, надо поосторожнее. А люди не понимают: идут день за днем со своими печалями. Завтра вот опять целый автобус паломников ждем. А раньше я, как и усопшая Фаина, учительницей была… Слышите? Звонят уже. Пора на вечерню. Простите. Если понадоблюсь, всегда можно меня либо здесь найти, либо в сестринском. Да и так заходите, на чай.

5

В широком монастырском дворе звон был слышен гораздо отчетливее. Солнце почти зашло, фигуры спешащих в храм монахинь и паломниц отбрасывали на каменные плиты длинные тени. От монастырских ворот, запинаясь о выступающие из земли камни, быстро поднимался к храму худощавый молодой человек с короткой бородой, в черном балахоне и потертой синей куртке.

– Отец Павел Федотов, – тихо подсказала Ермия. – Наш священник. Живет в поселке, на службы приходит, когда отец Трифон не служит. Батюшка, благословите! – приветствовала она священника, сложив руки лодочкой.

– Бог благословит, – ясным голосом произнес священник, как-то смущенно перекрестив благочинную, не давая поцеловать свою руку. – Ну сколько можно? Утром же благословлялись… А вы, наверное, следователь? Не удивляйтесь! Никитишна уже всех оповестила. Здравствуйте!

– Да, здравствуйте! Сейчас, наверное, неудобно вас расспрашивать?

– Да, простите, пора вечерню начинать. Но я здесь все время, и, похоже, навсегда. Так что, если захотите, подойду, куда надо… Как же так-то, а? – внезапно с сердцем произнес он. – До сих пор не могу поверить, что это не дурной сон!

– У вас были хорошие отношения?

– Как и у всех. Но она была заметно другой, более живой, что ли… Простите. Мы старались поддерживать друг друга. Не подумайте чего, это на эмоциональном уровне. Без грешных помыслов.

– Я так понимаю, вы утро в день смерти Фаины провели в храме?

– Да, отец Трифон в город уезжал, хотя обычно полунощницу он начинает, как монах. Так что в храме я был с шести до девяти утра. Когда вышел с крестом, то из наших подошли только трое: мать Ермия, Авделая и Евпраксия.

– А все постоянно стоят на одном месте в храме или можно выходить?

– Ну, так-то стоять положено, но если надо выйти, то выходят. В то утро все время от времени выходили. Но этому есть вполне понятное объяснение, простите… Ну все, тут уже вход в алтарь, вам туда не положено заходить. Матушка Ермия, на клиросе сегодня вы?

– Да, со старицами нашими, горлицами сладкогласными. – Ермия тихо улыбнулась. – Я на службу пойду, Вера Георгиевна, пора уже, а вас в гостиничный флигель сестра Виктория отведет.