Пересечение вселенных. Трилогия

— Ага, — заинтересовался Сэмэл. — И потом они стали основателями многочисленных религий, которые учат… ну, кое-чему учат, — вздохнул он. — У них даже есть некое подобие Космических Законов — десять Заповедей.

— Которые никто не исполняет, — вздохнула Танита. — Учителей у людей было немало, несть им числа: Зевс, Аполлон, Изида, Ра, Вицлипуцли, Варакоча, Гильгамеш, Трисмегист, Велес, Брахма, Будда, Иисус, Мухаммед…

— Были и ещё, но о них уже никто не помнит, — кивнул Натэн. — Как, например — о древнем Латуке, проповеднике безграничной любви уже забыли, а он был великий Учитель БВЛ. На Земле в каждом народе и в каждой нации были свои великие Учителя и святые. И у них было множество учеников и последователей! — покачал он головой. — Но всё было тщетно. Осколки остались, цивилизация буксует.

— Почему их не услышали, как на Оциде или Комбее? — спросила Танита.

— Люди убили своих пророков, а проповедников изгнали, записав в небожителей! — вздохнула Лана. — А небо так далеко! И к их жизни оно не имеет никакого отношения! И тем самым они отвергли Творца, пославшего им через этих проповедников призыв к БВЛ. По их версии — Будда пообещал людям просветление в очень далёком перерождении. Можно не спешить. Иисус, якобы, предлагал бродить по свету, проповедуя смерть на кресте. А после смерти — вечную и праведную жизнь. Но о БВЛ нет ни слова! Учения просветленных Учителей люди переврали и запутали. А БВЛ их религии обещают своим приверженцам только после физической смерти или отхода от мира. То есть — когда любить уже будет некому и некого! Мало того — многие веры призывают к войнам и убийству себе подобных. Где же тут Безусловная Вселенская Любовь? Зачем к ним приходили светлые Учителя? Люди ничего не поняли!

— К сожалению, это так, — вздохнул профессор Натэн. — Светлых Учителей люди отправили обитать на небесах, чтобы не мешали, а свою жизнь снова превратили в джунгли для хищников, выбросив из своих жестоких религий основу — БВЛ. Без неё любая вера мертва. Обстановка на Земле и сейчас очень непростая, — Профессор Натэн многозначительно взглянул на Лану и сказал: — Видите, как трудно научить БВЛ, если сознание к этому ещё не готово? Даже ценой собственной жизни некоторым Учителям мало что удалось изменить там.

— Зачем же тогда Иисус воскрешал мёртвых и исцелял слепых людей? — вздохнула Лана. — Может ли человек, обретший физическое зрение, но не знающий БВЛ, видеть истинную картину мира? А если Душа человека спит, не ведая любви, он остаётся слеп духовно. Или, оживив тело, не воскресает Душой для жизни Духа.

— Иисус воскрешал и исцелял из любви к людям, — развёл руками профессор Натэн. — Он, как и его Творец, любил каждого. Поэтому его ученики и не научилась творить чудеса — они не имели Безусловной Вселенской Любви и проповедовали только страх Божий и жестокие ограничения личности. В итоге ученики, которые хоть что-то поняли, устранились от мира, сделав знания о БВЛ потаёнными — до времени, когда общество будет готово к ним. А сами, молясь в тайных местах, постоянно посылают в мир любовь. Они просветляются ею сами. И Осколки на Земле теряют свою остроту.

— А когда они настанут на Земле, эти лучшие времена? — спросила Лана грустно. — Когда там откроют истину и узнают БВЛ?

Перед её мысленным взором всё ещё мелькали картинки истории этой странной цивилизации, не знающей истинной гармонии мира. Что ж, это их выбор, как говорит досточтимый профессор Натэн.

— Давайте будем оптимистами! — ответил профессор, спускаясь с кафедры. — Во вселенной есть миллионы цивилизаций подобных земной. И успешно миновавших кризисы. Возможно, это удастся и землянам. А на этом наша общая с академиком Атанэной Тиуди лекция закончена. Поблагодарим её мысленно за уделённое нам время.

И аудитория присоединилась к нему, пожелав своим преподавателям успехов, добра и здоровья. Студенты неохотно направились к выходу. Им хотелось ещё о многом спросить досточтимого профессора Натэна. Но, как он любил говорить — всему в этом мире есть своё время и место.

9. Пересечение миров

Гоша сидел на бордюре рядом с бомжами Петром и Василием. А мимо них — к стоянке автобусов и железнодорожному вокзалу — бежал бесконечный поток граждан, потенциальных пассажиров и встречающих.

Гоша только что лишился работы. Вернее — приработка. Его взяли подработать грузчиком на рынке. И то лишь потому, что хворь, именуемая заумными медиками — посталкогольный синдром, а в просторечии — бодун, подкосила в это утро часть бригады. А всё потому что вчера отмечали днюху — день рождения, коллеги Лёхи. А это мероприятие требует самоотдачи и даже героизма. И всё было путём — даже подрались немного — для души, как водится. Но наутро некстати настиг самых героических этот самый синдром бодун, который лечится только тем же клином. Тут-то бригадир Бугор, знавший, что этот местный попрошайка Гоша не употребляет, взял его помочь на разгрузке. И дело сладилось. Но тут некстати явились подлечившиеся коллеги и стали предъявлять Гоше претензии. Мол, подсиживаешь, гад? Уж очень им хотелось продолжить вчерашние развлечения — душа требовала, а своих бить негоже. По крайней мере — так часто. Гоша в ответ всего лишь сделал вежливое замечание — о вреде нецензурной лексики, которая засоряет атмосферу и ухудшает карму. И тут уже был отвергнут всем коллективом грузчиков, уверенных, что брань веселит душу человека и помогает ему волшебно двигать грузы. А когда в этот диспут включился непререкаемый рефери и знаток местной филологии — бригадир Бугор, имевший с бригадой общее мнение, то Гоша тут же выбыл из игры. Тем более, хоть и роняя, что-то, преодолевшие синдром постоянные работники, уже включились в процесс. Спасибо, Бугор — хоть и загрубевшая, но добрая душа — компенсировал труд Гоши за полдня, выдав ему кусок сала, стыренный кем-то из братвы и завалявшийся в подсобке. Сейчас это сало — без хлеба — с аппетитом и благодарностью уплетали Петро с Василием. Петро, глаз которого, как всегда, был украшен очередным радужным фингалом, жмурясь на весеннее солнышко, беззлобно рассказывал историю о том, как вчера, хлебнув пивка на собранные медяки, прилёг отдохнуть прямо на бровчике — на перроне, по местному. И был в полной нирване. Пока на него не набрёл злобный милиционер Костяныч — вечная и неотвратимая кара незаконных вокзальных обитателей.

— Надавал пендюлей и в глаз засветил, зараза! — светло улыбнулся Петро. — Хорошо, что в участок не отволок, — радовался он, — а то б ещё добавили.

— Повезло! — согласился Василий. — Полтинник заживёт. Колянычу Костяныч недавно вон бишкаут сломал, то бишь — ребро.

Василий, бывший вор-карманник — потерявший квалификацию из-за неистребимого пристрастия к выпивке и тремора рук — прибился к вокзальной ватаге недавно. Не утратив некоторые воровские навыки, он умел ловко стибрить сумку у зазевавшегося пассажира — это оценили. Но вокзальные его не любили — нервный мужик, мог из-за пустяка в драку кинуться, как бешеный пёс. Потому и прозвали его Цепным. Тут психов не любили — сами такие, будучи на грани стресса из-за такой житухи, но Василия терпели. Куда ж ему деваться? Пусть пока остаётся.

— Слышь, Цепной, ты откуда такой взялся? — спросил Петро, гоняя по беззубому рту сало. — С зоны, что ль?

От скуки спросил. Здесь любопытных тоже не любили — захочет, сам расскажет. Скорей всего, наврёт с три короба, но и это охотно принимали — всё веселей.