Кстати Юрий никогда не восхищался графом Монте-Кристо. Эта личность благородного мстителя была слишком мрачной и неблагородной. И вёл он себя далеко не по-графски. Да и был он всего лишь фальшивым графом, что символично само по себе. Да и тратить подаренную жизнь на злую месть — не очень-то великодушно. Чем он лучше тех, кто его предал? Судьба была добра к нему — дала шанс, а на что он его разменял? Отнюдь не на добро. Помог кому-то ещё? И не подумал.
Гоша, почти не участвуя в общем застолье, вскоре ушёл в тёмный угол и сел там в позе лотоса. Собрался медитировать, что ли? В этом гаме? Силён! Но дальнейший разговор за столом и его выманил оттуда на свет огарка.
— Помните, у нас Дембель кантовался? — сказал Коляныч, покуривая сигарету, вернее — докуривая найденный где-то бычок.
Шум мгновенно стих.
— Дембель? Как же! Ага! Помним! Хорошо мы врезали ему тогда по бакам! — отозвалась вразнобой братва. — Нечего базланить! Шибко умный! Сгинул ещё той весной!
— А вот и воскрес! — заявил Коляныч. — Видал я его сегодня!
— Ну-у? А чо ж сюда не пришёл?
— Как же! Он теперь таким, как мы, не компания!
— А кому компания? — спросил Михайлыч, отставляя стакан. — Ты, Коляныч, ври да не завирайся! Дембель не из тех, кто чуваков на компании делит. Расскажи толком! — приказал он.
— Да нечего рассказывать-то, Михайлыч, — развёл руками Коляныч. — Я с ним пять минут всего базарил.
— Про что базарил? — спросил Михайлыч. И все замерли, ожидая ответа.
— Короче, вижу, от байдана поп чешет, — прочистив горло, важно заговорил Коляныч. — В рясе — или как там у них эти юбки называются? — с бородищей до пупа, в очках и с круглым таким солидным пузом. А за ним — парнишка с чемоданчиком. Я его сразу не признал — на лоха стал похож. А он до меня добежал и — черп за рукав. "Коляныч! Ты? — говорит. — Здравствуй, друг!" Гляжу, а это наш Дембель. Как наяву! Одет в цивильное и рожу вширь разъел, но точно — он. Говорю: "Ты с тем попом, что ль, вместе? В монахи подался?" А он смеётся. "Не, Коляныч, это поп со мной! Я в художники подался, — говорит, — в монахи фейсом не вышел". Про вас расспрашивал, привет всем передавал. А чо про вас скажешь? Те же и там же. Рады, что байдан ещё в тартарары не провалился и все на самолётах не летают. А он мне говорит, — "Приезжай ко мне в Ольховое, Коляныч. Поглядишь, как я храм расписал". Я офигел, конечно. Дембель — храм расписал? Короче, когда вы ему весной морду наквасили — уж не помню за что, Дембель пешком к морю подался.
— Пешкодралом? Во, даёт!
— Как это ты не помнишь? — возмутился мятый бизнесмен. — Он сказал, что все мы все — конченые люди. И что так жить нельзя. Вот мы ему и показали, кто из нас конченный.
— Тут до моря километров сто, говорит, — продолжил Коляныч. — Топать и топать. Но он дошёл и там в Ольховом к церкви прибился. Сказал попу, что на художника учился, тот и велел ему художнику помогать, который там иконы малевал. Этот богомаз запил, а он сам всё домалевал. А сейчас, типа — на нашего Дембеля очередь из церквей стоят — иконы подмалёвывать. В Краснодар, грит, он с ольховским попом прикатил в эту… как его… в хартию какую-то. К поповскому начальству.
— В епархию, — поправил его Михайлыч. — А дальше чо?
— А ничо, Михайлыч. Побежал он вдогонку своему толстопузому попу, только пятки засверкали.
— Подвезло Дембелю, — вздохнул Петро. — При церкви-то ему теперь тепло и сытно. Только выпивки нет.
— Да. В люди вышел, — согласился Василий, с тоской вспоминая про своих птиц на стенах дачи. Может, и он бы смог иконы подмалёвывать? А водка — фиг с ней.
— Да, подфартило. Проставился бы, что ли, что вовремя фейс ему начистили, — хмыкнул помятый бизнесмен. — А то б и дальше с нами, конченными, загибался.
ebooksa