– Почему не налево? Так же ближе, – наконец спрашивает француз, отпивая вино прямо из горлышка.
– Там сейчас полиция. Оцепление. И они очень недовольны. Хочешь получить по голове?
– Но мы ведь… Там живём.
– Станут они разбираться. Просто обойдём квартал с другой стороны. Так будет безопа…– я не успеваю договорить, потому что в витрину рядом влетает кусок кирпича. Нас обсыпает мелкими стеклянными брызгами. Я буквально за шиворот затаскиваю Жан-Пьера за какой-то перевёрнутый мусорный контейнер. Он снова присасывается к бутылке. Самообладание и выдержка не его конёк.
Протесты окончательно превращаются в погромы и грабежи. На противоположной стороне улицы двое в натянутых на лица шапках, увлечённо ломают двери небольшой аптеки. Чуть дальше под дикие крики бутылка с зажигательной смесью летит в припаркованный у обочины автомобиль. Я понимаю, что проявлять осторожность в таких условиях становится, напротив, более рискованно.
– Не отставай, понял?! – буквально ору я на ухо Жан-Пьеру, он кивает в ответ, но, кажется, уже плохо соображает.
Всё так же пригнувшись, мы пробегаем несколько домов и сворачиваем за угол. Группа молодчиков, поджигавших машину, замечает нас и устремляется следом, желая, как минимум, поживиться содержимым наших карманов. Я ощущаю, как резко подскакивает уровень адреналина в моей крови. Сердце учащённо бьётся, торопливо подгоняя кислород к мышцам.
– Допил? – спрашиваю я француза и, не дождавшись ответа, выхватываю бутылку из его рук. Впрочем, она действительно пустая, поэтому без раздумий с размаху отправляется в такую же пустую голову ближайшего из нападающих.
Второй решает сбить меня с ног, но натыкается на прямой удар в лицо. Слышится звук ломающегося носового хряща и хлюпание растекающейся крови. Ещё один удар в солнечное сплетение окончательно его успокаивает. Я оборачиваюсь, резко выдыхая воздух. Жан-Пьер в отключке валяется на тротуаре, а какой-то нахал в капюшоне и маске на лице уже шарит по его карманам. По всей видимости, чудак решил, что двое его приятелей справятся со мной без особых проблем. Решив не затягивать процесс, я хватаю его за голову и, надавив всем весом, провожу лицом по асфальту, превращая бессвязно орущую рожу в кровавое месиво.
– Экскюзе муа, пи**р!
Я поднимаю Жан-Пьера с земли и, взвалив на плечо, тащу в сторону нашего дома. Примерно через двести метров мы скрываемся в спасительной парадной. Хорошо, что мой сосед-лягушатник не отличается внушительными размерами, тащить на второй этаж какого-нибудь здоровенного борова было бы намного труднее. Я прислоняю бессознательное пьяное избитое тело к стенке, но так и не нахожу ключей в его карманах.
– Подлец! Неужели ты специально просрал их, чтобы хитростью забраться ко мне в постель? – зло бормочу я себе под нос, открывая дверь своей квартиры. Я затаскиваю Жан-Пьера внутрь, не включая свет, и роняю на кровать словно мешок.
Вряд ли в этой ситуации мне стоит беспокоиться за мою честь. А мириться с вынужденным дискомфортом, мне не привыкать. Поэтому я просто занимаю свободное место и чувствую, как постепенно отключаюсь. 22:31. Я сплю.
* * *
– Вертушка 2 сбита! – кричит черномазый Джек, спрыгивая с верхнего яруса, развороченного взрывом.
Снаружи, не смолкая, бьёт пулемёт. Всюду летит пыль и бетонное крошево. Я меняю рожок Калашникова.
– Б**дь! У них там что?! Патроны не кончаются?!
– Надо попробовать понизу, – говорит Джек, я киваю в ответ.
По разбитым до состояния песка ступеням мы быстро спускаемся, почти съезжаем вниз. Там в узких полуразрушенных кварталах ещё больше пыли и дыма.
– Как у негра в жопе, – шутит Джек, улыбаясь своей белозубой улыбкой. Вполоборота он напоминает мне молодого Рэя Чарльза.