— Три миллиона и никаких конкурентов! За вами место премьера и кусок Австралии!
— Но я не популярен! Меня не знают, — директор слегка берется за голову.
— Успокойтесь. Происхождение вашей фамилии очень древнее, если откинуть последнюю букву; когда же ежедневно во всех газетах будут печатать, что вы гений, то сперва ваша жена, затем все человечество, да и вы сами автоматически поверите в это.
— Согласен, — вздыхает директор, — но я боюсь за несовременность вашего предприя… э… переворота, вы меня извините, конечно.
— Три миллиона! — Лавузен встает.
— Нет. Простите, но меня ждут дела. Здесь бьется пульс мировой империи, и я…
— Дайте вашу руку, — перебивает Лавузен, — о-о, сто восемьдесят, сто девяносто в минуту. Скверный пульс у империи! В последний раз три миллиона. Нет? До свидания!
Марч, как всегда, уходит последний.
Мистер Ворр делает несколько дрожащих шагов к телефону:
— 3-49-46! Герцога Эльсинор к телефону! Скорее кто-нибудь, дело в том, что принц Уэльсский затевает пере… — директор обернулся, — прошу оставить меня.
Шесть секретарей разом встали, согнулись и вышли. Когда дверь закрылась, мистер Ворр отчаянно крикнул в трубку:
— …ворот! Да, переворот.
Сумерки чуть тронули газоны пепельным крылом. Через Мраморные ворота по аллеям Гайд-парка — вереница экипажей. Сидящие в них грезят о счастии не ниже тысячи фунтов. Сумерки коротки, как поцелуй воина. В такие вечера офицеры мечтают о мировом могуществе, генералы о покере, а поэты попросить в долг. Даже листва, пронизанная закатными лучами, шелестом своим напоминает фунты… Все дышит поэзией. Земля вертится вокруг солнца, лорды около банков, министры вокруг банкиров; точная строго вываренная система: уголь, насилие, сгущенное молоко, взятки, а по окончании приятные встречи в Гайд-парке. Мужчины приподнимают цилиндры, женщины делают улыбки — то и другое стоит денег.
Ландо мягко шелестят, и складки жира на затылках великих людей дрожат в такт ленивым колесам. В такие вечера лорды не знают, что им делать с отрыжкой, и наугад притворяются величественными. Фокус удается. Окружающие шепчут: «Это сэр Гаррик. Смотрите — графиня Мерлей».
Через час солнце плюнет на блестящие цилиндры и пойдет спать. Шерлок Холмс начнет тонко улыбаться, кого-то арестуют, словом, наступит типичная лондонская ночь, а пока милорды нежно укачивают свои животики и один экипаж сменяется другим. Внезапно знакомый автомобиль вкатывается на главную аллею. Откинувшись, Лавузен что-то рассказывает Марчу, положившему цилиндр на колени. Оба слегка покачиваются, подпрыгивая на поворотах.
— Прекрасное зрелище, микробы на прогулке, — Лавузен указал на пролетевшую карету.
— Это, кажется, герцогиня Готтентотская, — встрепенулся Марч.
— Может быть. Пэры, лорды, банкиры… аппетит этих микробов чудовищен. Яд усиливается в любом государственном организме, если своевременно не сделать прививку революц…
Автомобиль Лавузена скрылся с глаз.
Неуловимые оттенки неба от голубого до грязно-бурого в момент заката.