– Конечно.
Я хочу ей верить. Хочу верить, что она не стала бы всю жизнь пичкать свою единственную дочь заведомой ложью ради некой сомнительной славы.
Но так оно и есть.
Я осторожно кладу журнал, который все это время сжимала в руке.
– Ты даже не знаешь цвет его глаз, – шепчу.
Затем молча беру из шкафа пальто и выхожу за дверь, оставив мать наедине с ее чудовищной ложью.
Глава 24
Я смотрю на четырехэтажный дом. В лицо дует ледяной ветер. Шляпку на голове не удержать, так что сую ее в карман. Она уже не будет прежней.
Но, в общем-то, и я изменилась безвозвратно.
Уходя из квартиры, я понятия не имела, что окажусь перед домом Гудини. В кармане пальто все еще лежит визитка, которую он дал мне в магазине магии, но мне она не нужна – адрес я и так запомнила. Внутри никого. Может, Гудини уехал на гастроли?
Я оставила мать, во всех смыслах, и вот стою перед домом отца. Но в действительности он так же далек от меня, как мадам.
Кажется, я хотела с ним поговорить, но сейчас перед этим четырехэтажным выстроенным из песчаника особняком, мой план сходит на нет. Насколько мне известно, мама не сообщила Гудини о дочери.
Дыхание перехватывает, когда в глубине души я осознаю правду.
Будь я на самом деле дочерью Гудини, мама перевернула бы небо и землю, чтобы ему рассказать. Она всегда дает ход слухам о моем родстве с известным иллюзионистом, куда бы мы ни приезжали, поэтому не стала бы отказываться от финансовых и социальных благ, которые мог бы предоставить мой предполагаемый отец.
Я помню милое живое личико его супруги. Она и в подметки не годится моей матери. Не думаю, что она прятала письма от мужа. А вместе с тем, что мать даже не знает, какого цвета у Гудини глаза, правда очевидна.
Горло сжимается. Я никогда не сознавала, как мне хочется, чтобы он был моим отцом, пока не поняла, что он им не является.
Я отворачиваюсь от дома и утираю слезы, пока они не полились. Если не дочь Гудини, то кто же я такая?
Я поспешно дохожу до Центрального парка, унылого и пустого. Немногие решились выйти на кусачий ноябрьский ветер. До дома далековато, но не хочется садиться в трамвай.
Да и домой не хочется, ведь там мама.
– Анна?