С другого конца зала, откуда-то из-за спин Элизабет и Люсьена, вылетел блестящий кинжал. Толпа расступилась. Вампир с веснушками, которого Тана видела на ферме Лэнса, вскрикнул – кинжал глубоко вонзился в его грудь. Он вцепился в рукоять и тут же начал сдуваться, как воздушный шарик; его кожа становилась сухой, темной, пергаментной.
Седой вампир вытянул когтистую руку, как будто мог ему помочь, но было слишком поздно. Молодой скорчился, сжал кулаки, похожие на высохшие птичьи лапки. Он упал на пол, от него отваливались куски, как от осиного гнезда. Из ран текла жидкость, больше напоминавшая смолу, чем кровь.
Все смотрели на него, и Тана тоже. Она никогда не видела ничего подобного ни во время трансляций на Ютубе, ни на видео с Площади самоубийц. Никогда не видела, как древний вампир превращается в бренную плоть. Они были осторожны и почти никогда не умирали. А если и умирали, то уж точно не так. Она была так потрясена, что не услышала тихих и стремительных шагов.
Тана заметила Габриэля за мгновение до того, как тот подошел к седому вампиру. У него было еще два ножа, блестевших в каждой руке. Короткие страшные изогнутые клинки. Он обхватил вампира сзади, притянул к себе, как будто обнимал, и резким движением развел руки в стороны, отрезав голову, словно ножницами.
Из обрубленной шеи хлынула густая, как сироп, темная кровь. Она залила белый костюм Люсьена. Лица и роскошные наряды стоявших рядом тоже были забрызганы кровью, словно хлынувшим с неба кошмарным ливнем. Тана почувствовала на коже теплые капли: похоже, старый вампир только что кого-то выпил. На его лице осталось последнее выражение – изумление и ужас. Голова, упав с плеч, ударилась о мраморный пол и покатилась в толпу.
Габриэль повернулся к Люсьену и Элизабет. Лишь в эту секунду Тана поняла, что Люсьен успел выдернуть кинжал из груди первого вампира. Элизабет удивленно вскрикнула.
– Неправда ли, это был эффектный выход? – спросил ее Габриэль. – Как приятно видеть тебя здесь, с ним.
Он был все так же красив, даже с искаженным от гнева лицом. Тана смотрела на него, залитого кровью, и не верила, что касалась его губ. Габриэль казался страшной галлюцинацией, ужасным, неведомым, обманчивым богом убийц.
– Мы все гадали, когда же ты появишься, – Люсьен держал кинжал, как игрушку. – Ты выбрал не самый короткий путь.
Габриэль пожал плечами:
– Торопиться было некуда.
– Твой вчерашний пир – это нечто, – сказал Люсьен. – Ты хоть представляешь, какой хаос вызвал, инфицировав всех этих людей?
Габриэль улыбнулся уголком губ. В его глазах вспыхнул безумный восторг.
– Нет, но мне не терпится выяснить!
Люсьен рассмеялся, возможно, даже искренне:
– Ты изменился.
Габриэль слегка склонил голову:
– А как иначе? Десять лет прошло. И какие это были десять лет!
Люсьен поморщился:
– Ты зол на нас и имеешь на это полное право. Это моя вина, моя ошибка. И я уже не раз пожалел о ней, – он взмахнул рукой. – Но посмотри на мир, который ты создал. Посмотри, как он прекрасен и полон жизни! Мы ошибались, скрываясь в тенях и выходя только по ночам. Твоя ошибка освободила нас. Теперь ты можешь видеть, чего боялись старые вампиры.