— Мерде, — прохрипела Жюльетта. — Подай же микстуру, идиотка!
Саша утерла слезы и стала ее поить с ложки.
Богданов вернулся из больницы бледный и взволнованный.
— Спасибо, Саша, — сказал он и поцеловал ей руку. — Ты — верный товарищ. Я оказался бы в трудном положении, если бы не твоя самоотверженность. Без судового медика нам никак нельзя.
— Георгий… Иванович, — робко спросила Саша. — А вот коренные северяне говорят, что слишком много солонины. Что как основной продукт питания для северных широт она плохо подходит.
— Глупости, — отмахнулся Богданов, темнея лицом. — Всегда в военном флоте и в гидрографических экспедициях солонину употребляли. Что ты слушаешь ерунду всякую? Ты, Саша, не вздумай со мною спорить по важным вопросам.
— Я не думала, — тихо сказала Саша.
— И хорошо! Я с тобой по медицине тоже не стану — какую микстуру дашь, ту и проглочу, даже горькую. Договорились?
Глаза у него были голубые-голубые, и губы такие красивые под ровной соломенной щеточкой усов… Саша кивнула, как завороженная.
Из Архангельска выходили в воскресенье, отстояв обедню в портовом храме. На пристани собралась толпа провожающих — не яркая, как в Петербурге, а однотонная: мужчины в темных сюртуках, дамы в темных платьях. Золотые ризы священников казались особенно яркими.
Саша вздрогнула, увидев Колю. Он стоял, понурившись, со свертком в руках. Саша подошла к нему, взяла за руки.
— Я вернусь, Коленька, — сказала она и сама поверила.
Он сунул ей в руку сверток:
— Тут шубка… я заказывал к твоему приезду. Тебе пойдет. И…
Он посмотрел Саше в глаза своим до боли знакомым прозрачным взглядом, как в детстве.
— Не умри, — сказал он. — Пожалуйста.
Ей выделили новую сдвоенную каюту с переборкой и двумя койками для больных, с письменным столом, массивным аптечным шкафом и зеркалом в полный рост. Саша долго смотрела на невысокую девушку в зеркале, не узнавая ее. Светло-ореховые глаза, брови вразлет, по-детски округлые щеки. Но она была теперь совсем иной, чем месяц назад, — взрослой, ответственной, влюбленной в отважного героя.
Саша вышла на палубу, по-прежнему в возвышенных мыслях. Было тепло, море пахло августом. Кричали чайки. Саша смотрела на море, на сопки за Архангельском, на морские утесы, и ее охватило унылое и большое чувство вечности — что вот сто лет назад эти земля и море выглядели точно так же, и висело над ними холодное, как глаза Богданова, голубое небо. И лет сто спустя, когда их экспедиция станет яркой главой в книгах про Арктику, — кто-то так же посмотрит с борта корабля на город и холмы, вдохнет морской ветер и зажмурится…
Андрей окинул взглядом остающийся за бортом Архангельск, зеленые по летнему времени холмы, прищурился, подождал, пока в кадр залетит несколько чаек. Фотоаппарат щелкнул, навсегда впечатывая в пленку эту секунду, это небо, этот город и море, вечно бьющее в утесы.
ebooksa