— Знаю я твои доклады! — Лера скрылась в ванной комнате. Из-за закрытой двери неслись необоснованные обвинения. — Сначала доклад, а потом постель. Все вы сволочи, мужики!
— Попрошу не обобщать! Собирайся быстрее, я уже опаздываю.
Полностью одетая Лера вылетела из ванной и кинула в лицо Дмитрию влажное полотенце.
— С меня хватит, Стрельцов. Ты такой же недоделанный, как и вся твоя семейка! Родители где-то на крайнем севере уже два года ищут следы мифической Гипербореи, а дед вправляет мозги идиотам, вроде тебя! Я ухожу навсегда! Если одумаешься — телефон мой вспомнишь и позвонишь. Только прощения тебе придётся просить очень долго. — У самой двери Лера обернулась. — Если ты не намерен предлагать мне руку и сердце, то лучше не звони совсем!
Дверь с грохотом захлопнулась, обдав его волной из запаха французских духов. Настроение было напрочь испорчено на весь день. Вот же талант портить настроение. Дмитрий глянул на часы и заторопился. Времени оставалось в обрез. Выбегая на улицу, подумал, что дня через два Лера вернётся сама. Привычка, что вторая натура. Это кожа, в которую влез, а вылезать не хочется, даже если это необходимо.
2
Профессор медицины Стрельцов Виктор Иванович, находился в своём кабинете, где просматривал выписные эпикризы прооперированных им пациентов за последний месяц. Картина получалась неплохая, если учесть сложность самих операций. В общем, по всем больным можно было с уверенностью сказать, что положительная динамика у каждого явно присутствовала. С чувством выполненного долга Виктор Иванович отодвинул от себя бумаги и откинулся на спинку кресла. Приятно было ощущать себя победителем. Да, он всегда говорил, что за нейрохирургией будущее. Теперь даже самые отъявленные скептики не посмеют ему возразить. Улыбнувшись, предвкушая нечто приятное в этом плане, он потянулся к телефону, стоящему на столе слева от него. В его голове созрела интересная тема, которой он хотел поделиться со своим другом и единомышленником Гурским. Однако когда его рука коснулась телефонной трубки, аппарат зазвонил сам. Вздрогнув от неожиданности, поскольку все будильники и телефоны имеют такое свойство звонить всегда неожиданно, Виктор Иванович снял трубку и поднёс её к уху.
— Да, слушаю.
На том конце он услышал знакомый голос.
— Здравствуй, Витя. — Звонил его приятель — главврач ожогового центра Сухов Николай Петрович. — Я тебе не помешал?
Виктор Иванович зная привычку Сухова извиняться всегда и за всё, улыбнулся.
— Здравствуй, Коля. Ты, в принципе, мне никогда и ни чем помешать не сможешь. Если я снял трубку, значит, у меня есть свободное время и прекрати всё время извиняться, а то я чувствую себя неловко. Говори, что у тебя?
— Ты просил сообщить, когда твой лесной человек придёт в себя, позвонить срочно. Так вот, этот дикарь час назад пришёл в себя. Ты подъедешь?
У Стрельцова перехватило дыхание.
— Конечно! Я мигом!
Бросив на место телефонную трубку, Виктор Иванович вскочил с кресла и заметался по кабинету. Ну, наконец-таки. Что же за день сегодня? Впрямь, что называется, везёт, так везёт. Схватив с вешалки свою старомодную шляпу, он водрузил её себе на голову и выскочил в общий коридор. Тут же его попыталась остановить старшая хирургическая сестра Верочка.
— Виктор Иванович! К вам Наумов — вы его обещали принять.
Отмахнувшись от неё на ходу рукой, Стрельцов кинулся по коридору к выходу.
— Сейчас некогда. Пусть ждёт.
Выскочив из здания клиники, он кинулся к своей чёрной «волге». Многие, у кого, конечно, были деньги, ездили на иномарках, а он предпочитал отечественные автомобили. С ними было проще и как-то надёжнее. В свою бытность Газ-24—10 была престижной машиной, на которой разъезжали члены правительства и вся городская и областная знать. Хотя это было в прошлой жизни — привычка осталась. Привычка к своему — родному. Пусть и неудалому, но родному. Вырулив со стоянки, «волжанка», как застоявшийся в стойле жеребец, кинулась вперёд, оставляя позади себя несколько возмущённых такой прытью иномарок. Нужно было спешить, пока этот лесной человек опять не потерял сознание. Лесным, прозвал его сам Стрельцов, потому, что нашли его в лесу во время пожара, сильно обгоревшего и без памяти. Этот странный человек сразу же привлёк к себе внимание. Его обгорелая одежда явно была изготовлена не на швейной фабрике, а кожаные сапоги жёлтого цвета были такого качества и такой модели, что парни из пожарной команды сразу обратили на них внимание. Длинные, пострадавшие в огне волосы с боков заплетённые в косички и густая борода средней длинны, делали его похожим на лешего. Мужик сильно обгорел в эпицентре пожара. Как он там оказался, было то же не понятным. Холщёвая сумка, размерами с полиэтиленовый пакет, на длинном ремне, лежала тут же рядом с ним. Большая прожжённая дыра в этой сумке говорила о том, что то, что в ней находилось, либо сгорело, либо вывалилось где-то по дороге. Через обгорелую на груди льняную длинную рубаху была видна целая гирлянда древних оберегов из белого металла и дерева в виде солнечного круга и нескольких в нём молний в виде эсесовской эмблемы, а так же и в виде свастики, но с поперечинами крестов в виде дуги. Этого «немецкого» мужичка-лесовичка сразу же доставили в ожоговый центр Онска. Когда дежурная бригада врачей боролась за его жизнь, Сухов рассматривал содержимое сумки потерпевшего. Трудно было сказать что в ней находилось до того, как его нашли, но то, что там осталось, вызывало по крайней мере удивление. Ломоть тёмного, ещё не успевшего превратиться в сухарь, хлеба. Моток обгорелых шерстяных ниток и свёрнутый в трубочку, так же подгоревший с обеих сторон небольшой рулончик тонкой серой бумаги. Когда Сухов его аккуратно развернул, то понял, что это не бумага, а самая настоящая береста. Удивление его достигло предела, когда он увидел незнакомые, прописанные чем-то чёрным буквы.