Сумерки

— Все, как мы только что обговаривали-с, — заверил ловкий адвокат, чьи глаза забегали настолько быстро, что уже никак нельзя было уловить взгляда. — И про усадебку, про Троекуровку, и про деньги, полученные в качестве откупных, из казны-с. Вот тут подписать надо. Разойдемся по-мирному, до суда не стоит доводить, ваше превосходительство.

Но прежде чем генерал успел сделать хоть какое-нибудь движение к мировой, Иван весьма бесцеремонно захватил листок себе и принялся его внимательнейшим образом изучать.

— Позвольте, позвольте! — воскликнул он, дойдя до середины. — А что это за странный параграф? О нем вообще ни разговора, ни упоминания даже с вашей стороны, сударь, не было.

Иван ткнул пальцем в гербовую бумагу. Адвокат несколько поморщился.

— Это одно из условий графа, — пояснил он, сразу сделавшись холодным и озлобленным. — Это их сиятельства требование.

— А что такое? — вновь забеспокоился старенький генерал, который хоть и не мог понять всех премудростей законодательного крючкотворства, однако очень четко улавливал разговорные интонации.

— Это, ваше превосходительство, требование графа, — пояснил ему Безбородко. — То самое, о коем вы упоминали давеча, рассказывая о шантаже. — При слове «шантаж» Иван метнул в сторону Коперника пламенно-гневный взгляд, после коего, однако, адвокат остался совершенно невозмутим. — Граф требует, чтобы вы выплатили ему по пятьдесят тысяч рублей за каждый год вашего пользования поместьем. В качестве возмещения.

— Позвольте, но это же совершенно невозможно, — развел руками генерал. Он предполагал еще, что в этом заключена какая-то ошибка, что сейчас все разрешится, они подпишут мировую, и генерал отправится домой обедать. — Это же невозможно, — повторил Гаврилов, обращаясь к адвокату.

Того аж передернуло от злобы, что уже было полученное согласие уплыло.

— Как это невозможно? — воскликнул Коперник. — Почему? Граф имеет полное право требовать возмещения!

— Да, но не такого громадного, — попытался возражать Гаврилов.

— Почему же не такого? Все посчитано. Это та самая сумма, которую вы, ваше превосходительство, имели с Троекуровки, кою вам, кстати говоря, передали незаконно, оставив множественных детей и жену Троекурова без всяких средств к существованию! — патетически воскликнул Коперник. — А и сто тысяч — это еще мало, сколько можно было получать с такого превосходного поместья! Даже в два раза более того!

— Но я и двадцати тысяч не видел, — запричитал генерал.

— Позвольте, о каких детях вы говорите? — встрепенулся Иван. — У Троекурова был дети? А почему тогда по завещанию все перешло к графу?

Но адвокат уже не обращал на Безбородко никакого внимания, полностью игнорируя его вопросы, а все красноречие свое обратил на Гаврилова:

— Это же еще та самая малость, которую требует себе их сиятельство! Самая малость! Заметьте, его дело верное, это я вам как наиопытнейший адвокат говорю. Он мог бы и в два раза более того заломить, но ведь не заломил. Исключительно из уважения к вашим боевым заслугам не заломил. А мог! Право слово, мог.

— Нет, на это я пойти не могу, — неожиданно твердо заявил старенький генерал.

И без того неприятное лицо Коперника сильно перекосилось.

— Ах так! Значит, так вы? Мировую, значит, долой, да? Так вот, милостивые государи, теперь же дело наше пойдет в суд! Да, в суд! А уж мы сумеем его осветить! Сумеем вас, генерал, ославить! И поверьте, выставим в самом препротивном свете. И через газеты, и в журнале пропечатаем…

— Да как ты смеешь! — внезапно взревел Гаврилов. Он вскочил со стула и предстал перед испуганным адвокатом во всей своей красе: в генеральской шинели, в теплой фуражке с кокардою, с растопорщившимися усами. Глаза Гаврилова горели, а ноздри хищно раздувались от негодования. — Как ты смеешь, наглец, меня пугать! Да я на турок с саблею ходил, покуда ты еще на мамкиных руках катался! Да я тебя, хам, в порошок сотру!