Последовало еще пять минут рассуждений в подобном роде, завершившихся вручением пятисотрублевой бумажки — с одной стороны и обещанием подкинуть до загадочной деревни на мотороллере — с другой. Выпросив у учителя еще одну сигарету, Эдик как будто успокоился и вернулся в свое обычное расположение духа:
— Ладно, Серёг, договорились. Пошли щас ко мне — переночуем, а завтра прям с утра и поедем. Скоро все равно стемнеет. Ночью-то там делать нечего. А чо? Сёдни посидим, поужинаем, тудым-сюдым, флакончик раздавим, а завтра с утрячка-с бодрячка в Осины, а?
Сергей понял, что ненавязчивое предложение «раздавить флакончик» касается обещанной им пол-литровки. И нельзя сказать, что Сергей пришел от этого в восторг: он-то планировал вручить Эдику данный гонорар после поездки… Упрекая себя за поспешность и незнание жизни, Сергей в конце концов согласился.
— Ладно, пошли к тебе. Только давай не засиживаться, чтоб завтра встать пораньше…
— Да кто будет засиживаться?! Посидим-поужинаем — и бай-бай, а завтра с утрячка-с бодрячка…
Пока они шли через село, Сергей, — правда, не придав этому должного значения, — обратил внимание на примечательный факт: с Эдиком никто из односельчан не здоровался. Более того, встречные смотрели на него почти с неприязнью, а некоторые даже оглядывались и что-то вслед бормотали. Лишь однажды в ответ на Эдиково приветствие прозвучало:
— О-о, Фы-ырган! Скока лет, скока зим!! — сутулый, мокро-грязный тип, чем-то похожий на щетинистого дворового барбоса, весело, но цепко поймал Эдика за рукав. — Ты, Фырган, када мне стольник-то вернешь, а?
Эдик кое-как отмотался от приставучего типа, тыкая желтым пальцем в Сергея и комкано оправдываясь какими-то жутко важными и несвоими делами. Сергей хотел было спросить, почему у Эдика такое неблагозвучное и непонятное прозвище, да постеснялся: краткий диалог с барбосом-кредитором Эдика-Фыргана явно не взбодрил, и Сергей подумал, как бы тот под горячую руку не переиграл насчет Осин и мотороллера.
Обиталище Фыргана располагалось на самой окраине села, неподалеку от церквушки. То был маленький, вросший в землю домик с полусгнившим штакетником и огородом, на котором давно никто ничего не выращивал. Пройдя через примотанную проволокой калитку, Сергей оказался в метровых зарослях бурьяна, в которых с трудом угадывалась узенькая тропинка. Вильнув пару раз мимо облупленного бака для дождевой воды и полуразложившихся останков брошенного «запорожца», тропинка привела к двери — такой низкой, словно она предназначалась для лилипута. Входя в нее, Сергей подумал, что он проникает в поставленный на попа гроб. А еще ему показалось, что этот дом, наверняка имевший когда-то вполне нормальные размеры, со временем просто усох и сморщился — вместе со своим хозяином.
При свете включенной Эдиком лампочки-сороковки удивленный Сергей заметил, что в домике целых три жилых помещения: прихожая, где не было ничего, кроме маленького стульчика да грязного настенного календаря за позапрошлый год; кухонька с печкой и комната с огромным старым сервантом без стекол, который неизвестно каким образом был туда водворен. У подножия этого серванта приютилась безногая зеленая тахта с горой старой грязной одежды. Вообще, слово «грязный» можно было применить ко всем предметам в Эдиковом логове. Грязен был неработающий холодильник «Зил», грязны были две шаткие скамейки возле застеленного старыми газетами хромого стола…
— Ну, ты, давай, расположайся тут… Спать, это, тебе — на кровати, а я на печи закемарю. Удобства, значить, на дворе, приспичит — можно через окошко… Пойду закусь соображу, — Эдик отправился на кухню.
Сергей принялся «расположаться» — скинул на пол тряпье с тахты, водрузил на нее сумку и вынул бутылку. Затем, немного подумав, достал еще пару банок с рыбными фрикадельками — судя по всему, главным украшением готовящегося стола. Со стен комнатушки с наигранной похотью взирали на Сергея многочисленные журнальные девицы разной степени обнаженности и засаленности. Блеклые тряпки, служившие занавесками, шевелились от ветра и приоткрывали окно с обшарпанным переплетом и видом не куда-нибудь, а прямехонько на деревенское кладбище, ограда коего лепилась чуть ли не к самому Эдикову забору. Нельзя сказать, что Сергея обрадовало последнее обстоятельство. «И как только здесь можно спать и вообще жить,»- подумал он, отходя от окошка. Слава богу, это всего лишь на одну ночь!
Из кухни раздался призывный окрик хозяина. Сергей подхватил было «Столичную» и банки, но вдруг остановился, развернулся на полпути, торопливо сунул одну консервину обратно в сумку и бодрым шагом вошел на кухню.
«Закусь», «соображенная» Эдиком-Фырганом, состояла из банки соленых огурцов, нескольких кусков черствого хлеба и холодной картошки в мундире на алюминиевой тарелке. Увидев фрикадельки, Фырган издал приветственное мычание и взялся за нож. Пока тупое лезвие кромсало баночную жесть, Сергей как следует осмотрелся. Кухонное окно не выходило на кладбище, но и без этой детали помещение выглядело достаточно гнусно. Особенно почему-то поразил Сергея большой колун, притаившийся, словно наготове, около печки, рядом с тяжелой кривой кочергой. Над ними, в «красном углу» под самым потолком, висела красновато-бурая икона, над которой изрядно потрудились домашние насекомые; а чуть пониже — портретик Ленина, вырезанный из доперестроечной «огоньковской» страницы. На правой щеке вождя сидел маленький медлительный таракан и притворялся родинкою.
Фырган облизал испачканный томатным соусом палец, сковырнул ножом белую крышечку со «Столичной» и налил до половины два немытых стакана.
— Ну, чтоб нам быть здоровыми! — официально произнес Эдик, браво опорожнил стакан и с утиным кряканьем захрустел огурцом. Сергей выпил свою порцию не торопясь и тоже взял огурец.
Водка согрела Сергея, заглушая как скверный привкус пересоленной закуски, так и все страхи и тревоги, связанные с последним днем. Даже жилище Эдика уже не производило на Сергея своего прежнего эффекта, да и сам Эдик с каждой минутою становился все симпатичнее. После второго стакана, осушенного уже залпом, Сергею стало казаться, что надежнее друга и попутчика ему не сыскать. А что до Осин… А черт с ними, с Осинами! Где наша не пропадала!
— Ну, давай еще по одной, — изготовился было Эдик, как вдруг раздался стук в дверь. Рука Эдика дернулась, расплескивая водку, — вот чщщёрт! Опять батюшка Филарет ползет, будь он…
Не успел Сергей поинтересоваться, что это еще за Филарет, как дверь распахнулась, ударившись о стену так, что посыпалась грязная побелка, и глазам Сергея предстал самый настоящий поп — правда, чуть двоящийся.
Сергей, с октябрятского детства воспринимавший церковь настороженно-брезгливо, в последние годы пересмотрел свое отношение к религии и даже собирался, подчинясь модному поветрию, окреститься. Однако к попам он относился по-прежнему — с осторожностью и напряженным любопытством, словно к инвалидам или цыганам, — тем более, что непосредственно сталкиваться со служителями культа Сергею ни разу в жизни еще не приходилось.
ebooksa