Через две недели настала очередь Калиши отправляться в путь, но не в Брунсвик, а на станцию в Гринвилле. Она должна была прибыть в Чикаго к вечеру следующего дня и позвонить сестре в Хьюстон из Нави-Пира. Венди подарила ей маленькую сумочку, расшитую бисером. В ней лежали семьдесят долларов и телефонная карта. В одном из её кроссовок лежал ключ, идентичный ключу Ники. Деньги и телефонную карточку могли украсть, но ключ — никогда.
Она крепко обняла Тима.
— Этого не достаточно, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты сделал, но больше у меня ничего нет.
— Достаточно, — сказал Тим.
— Надеюсь, из-за нас миру не придёт конец.
— Говорю тебе последний раз, Ша: если кто-то и нажмёт большую красную кнопку, то это будешь не ты.
Она слабо улыбнулась.
— Когда мы были все вместе, у нас была большая красная кнопка, чтобы покончить со всеми большими красными кнопками. И мне было приятно нажимать её. Вот, что меня тревожит. Насколько приятно это было.
— Но это позади.
— Да. Всё уходит, и я этому рада. Никто не должен обладать такой силой, особенно дети.
Тим подумал, что некоторые люди, которые могли нажать большую красную кнопку, и
Калиша повернулась к Люку и полезла в свою новую сумочку.
— У меня кое-что есть для тебя. Это осталось в моём кармане, когда мы покинули Институт, а я даже не обратила внимания. Хочу, чтобы это было у тебя.
Она протянула ему смятую пачку сигарет. Спереди был изображён ковбой, крутящий лассо. Над ним: СЛАДКИЕ СИГАРЕТЫ. Под ним: КУРИ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ!
— Осталось пару штук, — сказала она. — Смятых и, вероятно, несъедобных, но…
Люк начал плакать. Теперь Калиша обняла его.
— Не надо, милый, — сказала она. — Не надо, пожалуйста. Хочешь, разбить мне сердце?
5
Когда Калиша и Венди уехали, Тим спросил Люка, не хочет ли он поиграть в шахматы. Мальчик помотал головой.
— Думаю, пойду на задний двор, посижу под тем большим деревом. Я чувствую пустоту внутри. Никогда раньше не чувствовал себя таким опустошённым.