Настя снова всхлипнула. Значит, будущий муженек и папенька снова что-то измыслили вместе. Ой, как ей не нравился этот ночной разговор! А может, она себе все это напридумывала от девичьей душевной маеты? Может, этот разговор и не важен?
Вот только она так не думала. И так не думал и папенька, особенно когда смотрел на нее на следующий день за завтраком. Слишком внимательно. Слишком трезво. Испытывающее. Пришлось похлопать ресницами и спросить купят ли ей белые сапожки. Папенька отвернулся, но все равно оставался слишком задумчивым, он даже не рыкнул на управляющего, когда тот притащился с бумажками прямо в столовую и стал что-то бубнить о приплоде пегой кобылы.
24. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова (2)
Папенька отмахнулся от Прохора Федотыча и послал его в кабинет, составлять компанию сыночку, да с бумажками лобызаться. А потом перевел взгляд на нянюшку и нахмурился.
«Обнулить активы» и «каторга» — вспомнила Настя и едва не разлила чай на скатерть. Она бы никогда не поняла о чем речь, так как это словосочетание ничем не выделялось из дюжины другой умных слов, которыми так любил щегольнуть Митька, хотя ей всегда казалось, что сам он не понимал и половины. Не поняла бы, если бы не слышала раньше от Лизаветы Кистяевой. Ее папенька уже обнулил активы и стал банкротом. Лизавете пришлось уехать к тетке в Саратов.
И вот теперь это слово прозвучало в ее доме, прокралось под покровом ночи, как лиходей, что выносит столовое серебро. Отец Лизки угодил в долговую яму. Насте сразу представилось углубление в земле вроде отхожего места. Бр-р-р! Она не хотела видеть там папеньку, и у нее де было тетки в Саратове. У нее вообще не было никакой тетки.
— Ну вот, совсем ничего не съела, голубушка, — покачала головой нянюшка, убирая со стола.
Это были последние слова, которые Настя услышала от нее. Банально, но… Если б вы знали, когда вас ждет смертный час, то чтобы сказали? Что-нибудь важное, вроде откровения от Луки? Или обычную банальщину, вроде того, что кто-то не поел от пуза и теперь будет маяться животом? Гадать бесполезно.
На самом деле Настя жалела не об этом, а о том, что сама ничего не сказала нянюшке тогда. Потому что, когда девушка увидела старушку часа через два, та лежала на кровати в своей комнате и смотрела в потолок, на котором не было ровным счетом ничего интересного. Посиневшие губы были приоткрыты, из-под подушки торчал уголок молитвенника в потертом переплете, на тумбочке у изголовья стояла чашка с остатками чая, на спинке кровати висела пуховая шаль.
Настя помнила, как старалась смотреть на что угодно, только не на лицо старой женщины.
— Няня? — едва слышно позвала она, но та не ответила, даже головы не повернула.
— Кто ее сюда впустил? — рявкнул папенька.
Вопрос был риторическим, ее никто не впускал, она вошла сама.
— Пойдемте барышня, — услышала девушка голос Митьки и ощутила на плечах тяжесть чужих рук. — Идемте, Анастасия Ивановна, в спаленку.
В любой другой день парень бы схлопотал оплеуху. А в этот… В этот увалень Митька в первый и в последний раз оказался в ее опочивальне. Писарь усадил ее на кровать и явно растерялся, знать не зная, что делать дальше.
— Ну… это… это… — Он топтался на ковре, как слон.
— Она всего лишь прилегла отдохнуть перед обедом. Она всегда так делала, — беспомощно сказала Настя.
— Ну… это… она же старая была.
— Была? — со слезами повторила девушка.
— Ну… это., старики, они это… помирать должны. Чего ж им еще делать-то?
ebooksa