Митяй говорил уверенно, вот только Сева понимал – нет в нем никакой уверенности, если лишь отчаянная надежда на фарт. Тот самый фарт, который до сих пор позволял его отцу оставаться в живых.
– Нет тут никакой гати, тут кругом топь!
– Оставайтесь! – процедил Митяй сквозь стиснутые зубы. – Оставайтесь, а я пойду.
– Ему нужно к врачу, – сказала Соня тихо, но твердо. – И как можно скорее.
Значит, не останется, попрется следом за Митяем. Она думает, что от нее хоть что-то зависит! Дура! Он, Сева, тоже думал, что может решить, помочь и спасти. Если бы вернулся тогда, если бы не подчинился тому свербящему, невесть откуда взявшемуся чувству неизбежности, возможно, Таня сейчас была бы жива. Но он послушался, и Тани больше нет. А если ее нет, то чего бояться ему?
Нет, он не влюбился и не прикипел душой, как сказала бы тетя Шура. Он просто не исполнил свой долг, данное обещание не исполнил. И теперь с этим как-то придется жить. Или умереть, что по сути одно и то же.
Первым ушел под воду Митяй. Ступил на кочку, которая оказалась вовсе не кочкой. Был Митяй – нет Митяя…
Сева бросился вперед, одновременно придерживая Соню.
– Не лезь! Стой, где стоишь!
Она замерла. Надолго ли? Он не знал. Как не знал, что сейчас делать. На месте кочки образовалась черная полынья. Где-то там барахтался Митяй. Одежды на нем много, а еще боты… Долго не продержится, уйдет на дно. Если у этого гиблого места вообще есть дно.
– Палку! – закричала Соня. – Сева, протяни ему палку!
Только сейчас он вспомнил про осиновый кол, который использовал вместо посоха, упал на брюхо, выкинул вперед руку, закричал:
– Митяй, хватайся!
Хорошо, если услышит. Хорошо, если остались силы схватиться за протянутую палку.
И услышал, и сил хватило.
– Тяни, – прохрипел Митяй, сплевывая болотную жижу.
Сева потянул. Какое-то время казалось, что трясина ни за что не отдаст свою добычу, а потом дело сдвинулось с мертвой точки. Митяй хрипел, барахтался, полз. Сева хрипел, барахтался, тащил. Соня тоже тащила. Словно это могло помочь. И только Горыныч стоял в сторонке. Одна голова его вглядывалась в ставший уже темнотой туман, вторая косилась на неподвижного дядю Гришу, а мертвая щелкала челюстями. Звук получался мелкий и дробный, как перестук кастаньет. По всему выходило, что Горыныч им был не помощник и не спаситель. Ничего, управились и без него. А как управились, повалились на спины. Тепла еще хватало, кровь еще бурлила от пережитого, но Сева знал – это ненадолго, скоро придет холод. И с холодом этим им никак не управиться. Кругом сырость, кругом вода. Костер здесь не развести.
Оказывается, он плохо думал про Митяя. Оказывается, Митяй умел добывать огонь даже посреди топи. В дело пошли остатки самогона и газета, в которую был завернут кусок сала. Огонь с жадностью набросился на газету, а потом лениво и неспешно переполз на политые самогоном тонкие веточки, а уже через четверть часа у них был костер.
– Что дальше? – спросил Сева, стягивая с себя мокрую куртку и протягивая озябшие ладони к языкам пламени.
Вопрос был риторический. Ответ был очевиден. Дальше они никуда не идут. Находились. Даже накупались…