Федор заметил вдали белое пятно, мелькающее в частоколе золотистых сосновых стволов. Он узнал белое «обережное» платье, подаренное Алевтиной, и копну русых переливчатых локонов, сверкающих в утренних лучах, и легкую подпрыгивающую походку. Лада! Это, без сомнения, была она. Но как далеко, не докричаться. И все же он решил попробовать. Набрал полные легкие воздуха и выкрикнул ее имя. Она не обернулась, не ответила. Лес впереди расступался, и за спутанным кустарником поблескивала озерная гладь. Федор разглядел край почерневшей избушки на самом краю, почти у воды. Лада ускорила шаг, потом побежала. Он видел, как она остановилась у двери и, с мгновение поколебавшись, распахнула её и скрылась внутри. Ничего, он уже близко. Десять-пятнадцать минут — и они встретятся! Лада ведь даже не знает еще, что он жив! Вот она обрадуется! Все будет хорошо, дети тоже должны быть там. Ведь это и есть Камышовка, если верить описанию Лады. Избушка на краю омута. Точно — на краю, по-другому и не скажешь. Почему хозяин выстроил дом так близко к воде? Ну, как говорят, хозяин — барин. Его дом — ему и место выбирать. Скорее бы уже дойти! Федор давно бежал и удивлялся, почему еще не выдохся. Что-то было в тех ягодах, которые дала ему на завтрак странная женщина Тара. Именно после них он почувствовал мощный прилив сил. В жизни так не бывает. Мистика какая-то! Неужели, и правда, ягоды были политы кровью лесного бога Велеса, которого Тара просила поделиться своей силой? Правда, Федор никаких кровавых пятен не заметил, но это еще ни о чем не говорит. Ягоды красные, на них кровь может быть и не видна… Да, в последнее время жизнь подкидывает ему немало пищи для размышления. Так и не остановившись ни разу, чтобы перевести дух, он достиг опушки и лишь тогда перешел на шаг.
Солнце вставало над ивами за омутом — какое-то бледное, будто испуганное. Ивы дрожали, потревоженные ветром (или от страха?). Их длинные извилистые корни, похожие на жилистые руки исполинов, спускались с обрывистого берега в воду. Казалось, деревья пытались уползти в омут, чтобы спрятаться от надвигающей опасности, но замерли в нерешительности, заподозрив, что она поджидает их именно там.
Черная избушка, казавшаяся одноглазой из-за единственного крошечного окошка, смещенного вбок, хмуро глянула на Федора мутным взором. «Не рада, — подумалось ему. — Но придется принять ей непрошеного гостя». Зловоние болота, чувствовавшееся еще издали, ударило в нос, вызвав приступ тошноты. «Чем так несет? — поразился Федор. — Даже городская свалка в жару меньше воняет! Ну и местечко!» Избушку и омут со всех сторон окружал лес, скрывая расположенную дальше опустевшую деревеньку, которую выдавал лишь облезлый почерневший крест местной церквушки, виднеющийся над верхушками сосен вдали. «Все боги Вселенной позабыли об этом заброшенном уголке давным-давно», — думал Федор, оглядываясь вокруг.
Дверь избушки была открыта — наверное, Лада, войдя, не закрыла ее за собой. Может быть, хотела впустить в дом чуть больше света. Федор решил не трогать дверь. Старые половицы скрипнули надрывно и возмущенно. Дом внутри был пуст — оказалось достаточно одного беглого взгляда, чтобы охватить крошечное пространство, не загроможденное мебелью. Печь посередине противоположной стены, неубранный стол у окна с остатками еды и мухами на ней, кровать со смятым грязным покрывалом — вот и все. Никого. Но как?! Всего несколько минут назад сюда вошла Лада, он сам видел. И после этого наружу никто не выходил! Вдруг взгляд наткнулся на зияющий в полу квадрат — лаз в подполье. Что? Неужели она спустилась вниз? Внезапно сердце будто сорвалось с места, как спринтер в попытке помчаться вперед, но с ходу врезалось в грудную клетку, отскочило и снова врезалось, оглушая его мощными ударами. Федор заметил на сером затоптанном полу бордовые пятна свежей крови. Потрясенный, он подошел и опустился на колени, будто не веря своим глазам. Сомнений не было, ему не показалось. В крови виднелся отпечаток подошвы кроссовки. Из проема донеслись тихие шорохи, затем протяжный скрип, будто заныли ржавые дверные петли. «Нужно спешить», — подумал он, вставая дрожащими от волнения ногами на перекладину хлипкой лестницы. Снизу послышались голоса — старческий и мальчишеский. Он возликовал, узнав голос сына. «Борис там, и он жив! Спасибо тебе, Господи! Держись, сынок, я близко!» — мысленно повторял Федор, спеша достигнуть земли. Вскоре ноги нащупали ровную поверхность. Он повернулся, чтобы пойти туда, откуда доносились голоса, и уткнулся лицом в нечто вонючее и скользкое. Во тьме он не понял, что это. Оттолкнул от себя препятствие, но оно вернулось, ударив его и едва не сбив с ног. Выставив руки перед собой, Федор обнаружил, что вокруг все пространство заполнено такими «препятствиями». Осторожно раздвигая их, он пошел вперед, выкрикивая имя сына. Голоса неожиданно смолкли. Это показалось ему странным. Ведь голос точно принадлежал Борису — почему же он не отзывается? Теперь Федор потерял ориентир и шел наугад в полной тишине и кромешной темноте. «Препятствия» закончились, вытянутые вперед руки ничего не задевали. Внезапно на Федора налетело нечто, сбившее его с ног. Он с размаху упал на спину и почувствовал, как чьи-то руки вцепились в его шею и сдавили ее, точно стальные тиски. Задыхаясь, он попытался отодрать от себя душителя. Тот оказался невероятно силен, но все же Федору удалось, задействовав все свои мышцы, разжать железные пальцы и отодвинуть их подальше от своего горла. Напавший зарычал, точно зверь, а потом обескуражил Федора, выкрикнув голосом Бориса:
— Черт проклятый, откуда ты взялся?! Чудовище! Сейчас я тебе покажу! — И тут последовал ощутимый удар в бок, от которого Федор охнул.
— Борис, ты что?! — завопил он, пытаясь сбросить с себя рычащее существо, говорящее голосом сына. Если это сын, то откуда у него столько силы? И почему он его не слушает?
Старик стоял в стороне, наблюдая, как Борис и новый гость валяются кубарем на земляном полу, и озадаченно почесывал затылок. Странно, откуда у этого человека нечеловеческие возможности? Борис получил мощь Чернобога и был способен любого в порошок одной рукой стереть, а вот, поди ж ты, не может справиться! Что это за странный незнакомец пожаловал, имеющий такую же силу? Но сила его не «темная», другая. Уж не Велес ли поделился? Интересно, с чего это лесной бог так расщедрился? Все это старику очень не нравилось. Все неожиданно пошло не так. Вдруг он услышал, как неизвестный назвал Бориса сыном. А, вот оно что! Папаша пожаловал — отчим, то есть! Старик знал, что он придет. Явился, значит. Но откуда, все-таки, сила у него такая взялась? Это неожиданно и неприятно. Похоже, придется тоже в драку лезть, а то мальчишка может и не сдюжить. К тому же, солнце встало уже, скоро действие заговоренного напитка закончится, и тогда он узнает «папашу»! Неизвестно, чем дело кончится. Нужно срочно мужика этого в темнице запереть, пока не поздно.
Только старик собрался сделать шаг к дерущимся, как вдруг железная дверь, у которой он стоял, — та, что была слева, — с размаху ударила его в спину, отбросив вперед. Старик упал на колени и оглянулся. Из проема в стене, — того, за которым находился подземный ход, ведущий к ловушкам, — вышел еще какой-то мужик, держащий перед собой расплющенный «в лепешку» огромный топор. Он махал им перед собой, и лицо его было перекошено от ярости. Старик подумал: «Хорошо, что не видит меня». Но тот вдруг уперся взглядом прямо в него.
— Упырь! — прохрипел мужик и шагнул к нему с топором, занесенным над головой, явно собираясь обрушить его на старика. Как бы это ни казалось невероятным, незнакомец прекрасно видел в темноте!
— Стой! — завопил старик, поспешно отползая. — Ты кто, чего тебе надо? Скажи хоть! Не руби с ходу!
— А скажу! — захрипел мужик страшным голосом, и дерущиеся замерли от неожиданности, уставившись на незнакомца. — Скажу! Ты, упырь старый, мать мою убил и сожрал! Всю жизнь я крови твоей жаждал! Все думал, да не решался. За что жену мою сгубил, ты, выродок из преисподней?! Ее за что?!
— Про-о-охор! — выдохнул старик потрясенно и замер с отвисшей челюстью, забыв об опасности. — Сын мой!
— Черт поганый тебе сын! — Прохор плюнул в старика, но топор опустил. «Выговориться хочет», — понял старик. Тот и в самом деле заговорил снова: — Недолго жить тебе осталось, гад. Отправлю тебя в пекло. Гореть будешь у чертей на сковородке, за мать мою и за жену ответишь. И за всех, кого сожрал!
— Ты как сюда попал-то? — недоумевал старик, будто не слышал угроз. — Там же дверь на той стороне
— Сшиб я твою дверь, — ответил Прохор.
— Сшиб? Да она железная!
— Петли срубил топором. Два дня долбил, чуть не сдох! Но только потому не сдох, что мечтал увидать, как ты первый сдохнешь! — Прохор качнулся, и старик догадался, что силы его на исходе. Хотел вскочить и сбить с ног старшего сына, но не успел: топор уже летел ему в лицо. Когда тяжелое лезвие вонзилось точно между глаз, старик успел даже моргнуть перед смертью, все еще продолжая удивляться внезапному повороту судьбы.
Прохор смотрел на размозженную голову поверженной жертвы и удивлялся, почему не испытывает прилива бурной радости от того, что, наконец, совершил возмездие, о котором мечтал столько лет. Он едва держался, ослабев от голода и усталости. С тех пор, как Прохор провалился в яму, отклонившись в ночной темноте от тропинки в лесу, прошло много времени — сколько в точности, он не знал. Яма была очень глубокой, и не разбился он лишь благодаря скопившейся внизу воде, которая смягчила падение, хотя в ногах что-то хрустнуло, когда они ударились в илистый грунт. В тот момент Прохор потерял надежду добраться до кровожадного упыря — выбраться из ямы было невозможно. Глинистые стены ямы поднимались высоко над головой, осыпались и скользили под руками и ногами при попытке вскарабкаться. Прохор падал в грязную лужу бесчисленное количество раз, прежде чем понял, что это бесполезно. Какое-то время он лежал, то глядя в ночное небо, то изучая стены своей ловушки, и вдруг взгляд его наткнулся на темнеющее справа углубление в стене. Прохор подполз к нему на четвереньках и сунул голову в проем, оказавшийся достаточно просторным — прошли и плечи. Он пополз дальше, заткнув за пояс брюк свой топор — может быть, еще пригодится, если удастся выбраться. Он все полз и полз по подземному ходу, который иногда поворачивал и, казалось, плавно забирал вверх. Кромешная темнота окружала его, и Прохор вскоре уткнулся лбом во что-то холодное и твердое, не увидев преграду во мраке. Ощупав ее руками, он пришел к выводу, что перед ним металлическая дверь. Куски ржавчины крошились от прикосновений. Вновь уныние охватило его — конец! Здесь он и сдохнет. Тупик. Прохор привалился спиной к стене, и топор больно вдавился в тело. «Топор!» — осенила его показавшаяся в тот момент блестящей идея. Он развернулся и вновь принялся исследовать дверь руками. Нужно было определить, где находятся петли, на которых она крепилась. Если бить по ним топором, то, возможно, удастся вынести чертову дверь, установленную здесь неизвестно зачем. И Прохор принялся за дело. Он махал и махал топором, стараясь попасть в одно и то же место, хотя и не был уверен, что у него это получается: во тьме ничего нельзя было разглядеть. Лезвие с диким лязгом билось в металл, высекая искры и оглушая его, но, как он ни старался, дверь оставалась неподвижна. Однако Прохор решил, что будет стучать до тех пор, пока не умрет — все лучше, чем просто лежать без движения в ожидании подступающей смерти. И он бросался на преграду с безумным остервенением, вкладывая в удары всю свою боль и ярость. Вскоре стало ясно, что от жажды можно умереть быстрее, чем от истощения. Пришлось вернуться к грязной луже в яме. К тому времени рассвело, и Прохор едва не ослеп, выбравшись под сияние солнечных лучей. Напившись мутной коричневатой жидкости со вкусом глины, он вернулся к месту своего противостояния. «Или я, или дверь! Или я, или дверь!» — мысленно повторял он при каждом ударе.
К яме с водой пришлось возвращаться не раз. Он подползал, опуская лицо прямо в воду, как животное, и жадно пил коричневую грязь. Однажды, уткнувшись ладонями в мягкую глину, он почувствовал, как пальцы наткнулись на какой-то предмет. Подцепив его ногтями, Прохор прополоскал вещицу в воде и поднес к глазам. На солнце блеснул металл, похожий на серебро. Женская подвеска или какой-то оберег. В круге выбита перевернутая печатная буква «А». Он перевернул подвеску и, различив на обратной стороне гравировку, прочел: «Ксении в десять лет. Пусть Велес хранит тебя». Похоже, он в этой яме не первый. Вот и Ксения здесь уже побывала. Десять лет! Малышка! Но, может быть, она была и старше, просто подвеску ей подарили в этом возрасте? В конце концов, для него это не важно. Жаль, конечно, девчушку. Наверное, и кости ее где-то в этой же яме лежат. Прохор грустно вздохнул и спрятал находку в карман рубахи, застегивающийся на молнию. «Отсюда не выпадет», — подумал он и пополз обратно к своей неуязвимой преграде.
И все-таки дверь дрогнула. С протяжным скрипом провалилась внутрь, повиснув на одной петле. «Полдела сделано!» — обрадовался Прохор и, воодушевленный, застучал топором с удвоенной силой. Однако если сила и удвоилась, то ненадолго. Возможности Прохора были почти полностью исчерпаны. Обливаясь потом и, кажется, слезами, Прохор в отчаянии привалился спиной к скособоченной двери и нащупал в кармане рубашки найденный оберег. Вспомнил надпись: «Пусть Велес хранит тебя». Велес… Он знал это имя, слышал, что это древний языческий бог, покровитель леса. Интересно, помог ли он бедной девочке? Вдруг она не погибла на дне ямы, а просто потеряла оберег, но каким-то чудом выбралась? Он провел пальцами по выбитому славянскому символу и прошептал: «Помоги мне, Велес…»
ebooksa