— Не-е-ет, — протянул я и опять не сдержался — слёзы покатились двумя грустнющими ручейками по низинам моих впалых щёк. — Она заставила меня на неё работать. Проводить инвентаризацию. А я творческий Карандаш, я был рождён, чтобы мной рисовали!
Сердце моё сжалось от боли за маленького Карандашика, и я долго не мог успокоиться, так что голос Стакана теперь тоже дрожал.
— Как же мне тебе помочь, дружище?
— Упади ей на голову, — зашептал я. — Она пойдёт под лестницей, а ты свались ей на макушку. Пусть потом шишку йодом мажет!
— Но я могу разбиться, — насторожился я вместе со Стаканом.
— И правда, — вздохнул я, — значит, выхода нет, — и разревелся пуще прежнего.
Так меня и нашли — свернувшимся клубком на кровати, рыдающего и прижимающего к груди карандаш и стакан с отбитой ручкой, — в первом же номере, который я пришёл инвентаризировать.
— Что случилось? — спросил кто-то незнакомый. — Ты в порядке?
— Тут такой убогий интерьер, такой убогий, — прорыдал я. — Я не могу жить, пока в мире существуют такие интерьеры.
— Комната как комната, — ответила незнакомка.
Она прошла мимо кровати к окну и распахнула шторы. Толку с того особо не вышло, ведь небо застилал плотный туман. В номере стало светлей на полтона. Девушка, размытая из-за моих слёз, провела рукой по псевдовикторианской раме зеркала на стене, потом по комоду, накрытому клетчатой скатертью. Она будто пробовала своими пальцами комнату на вкус и готовилась вынести свой гурманский вердикт.
— Не Лувр, но и не причина для депрессии, — констатировала она.
— Стены цвета детской неожиданности, — возразил я.
— Приятный для глаз оливковый.
— Ты не разбираешься в дизайне… так что лучше оставь меня одного.
— Ладно.
Судя по тону, она обиделась. Не было у меня настроения изображать дружелюбие и набиваться в друзья.
Я пролежал так час, может, два, изучая безвкусные цветы потолочной плитки — прежде чем отыскал в себе силы встать. Ну всё, хватит страдать. Не самая плохая комната, не самая плохая компания, не самый плохой посмертный мир. Есть же ещё Ад. Есть ведь, так?
Я потащился в ванную, попутно стягивая с себя грязную одежду, что совсем потеряла истинный цвет от уличного пепла и кирпичной пыли. Залез в корыто, покрутил железные барашки. Труба оглушительно застонала раненым буйволом, и я спешно крутанул барашки обратно.
Ну конечно, откуда здесь взяться воде? Некому гнать её в трубы… Почему этот отель до сих пор не автоматизировали? Каменный век.