Улицы опустели, и она поехала обратно. Месяц куцым обрезком серебряного шестипенсовика висел над холмом.
Она припарковала свою машину на пустом участке брусчатки рядом с домом регента, в котором было уже темно. Машина Джозефа была на месте. Она задумалась, как там у Роны дела с ее шитьем и как ей удается не заляпать ткани шоколадом. Теперь ей оставалось только дотащить три сумки с покупками по тропинке до своего домика, зайти внутрь и включить свет, чтобы все мрачные тени воспоминаний попрятались по углам.
Фонарик, который всегда висел у нее на кольце для ключей и бил тонким, но мощным лучом света, не заработал, когда она попыталась включить его, но она и так помнила, куда надо идти. Кусты зашуршали, когда она проходила мимо них, а рядом с фруктовыми деревьями она услышала какое-то существо, убегающее прочь. В одном из соседних садов заорал кот, и она вздрогнула. Она медленно пробиралась к своему крыльцу, держась за стену, чтобы ориентироваться. Над ее головой в небе проклевывалось яркое созвездие. Ключ. Он приятно скользнул в новый замок. В доме пахло страхом – ее страхом, когда она была здесь последний раз, запертая, пойманная, застрявшая в тесном пространстве наедине с Максом Джеймсоном. Она почувствовала его руки на своем горле и холодное лезвие ножа и задрожала. Ее руки тряслись, пока она пыталась нащупать выключатель на стене, и, когда свет включился, на секунду это место показалось ей абсолютно незнакомым, так что она потеряла ориентацию и чуть не подумала, что перепутала дом.
Она быстро обошла дом и зажгла везде свет – на кухне, в гостиной, в кабинете, в спальне, каждую лампу. Она затащила сумки с продуктами внутрь, захлопнула, заперла и закрыла на щеколду дверь, опустила шторы на кухне и задернула занавески во всех комнатах. Только когда она все это сделала, она смогла глубоко вздохнуть, чтобы немного успокоиться. Пришлось подождать, прежде чем ее сердце начало биться тише.
Она заставила себя медленно оглянуться. Все было так же, как раньше. Стулья, столы, шкафы, картины, телевизор, книги – все было на своих местах, все знакомо. В воздухе стоял едва уловимый запах плесени. В садовом домике было влажно, несмотря на все старания рабочих.
Она подошла к окну в гостиной. Услышав что-то, она встала как вкопанная. Кто-то пнул камень или треснул кирпич?
Она точно не сможет спать с открытыми окнами.
Было уже за полночь. Она разобрала свои покупки и все разложила, включила чайник, достала кружку и банку с какао, молоко, ложку. Поставила их на стол. Самый негромкий шум – стук банки о столешницу, звук включения вилки в розетку – казался непривычным, оглушительным и звонким. И, когда он прекратился, повисшая гробовая тишина была нервирующей, напряженной и враждебной.
Она схватила дымящуюся кружку и решительно пошла в кабинет. Взяла молитвослов со стола.
– «О Боже! Дай сил до исхода дня! Когда удлинятся тени и наступит вечер, и затихнет этот мир».
Какое-то время она провела за молитвами, потом читала службы и свою Библию, так что, когда она отправилась спать, было уже далеко за час ночи. Но тишина приобрела иное качество, стала успокаивающей и баюкающей, а не пугающей. Она почитала «Обладать» А. С. Байетт [8] где-то полчаса, и выключила лампу. Она почувствовала глубокую усталость, которая путала ее мысли и наливала свинцом ее тело. Сон пришел к ней, словно благословение.
Она проснулась от кошмара про какое-то темное сырое место, в котором она захлебывалась омерзительной субстанцией, а ее легкие пронзала тысяча лезвий. Она села на кровати, испуганная и мокрая от пота. Пытаясь дотянуться до лампы, она опрокинула ее на пол. Джейн вскрикнула, но потом взяла себя в руки, вылезла из постели, поставив ноги туда, где не было осколков, и на ощупь добралась до выключателя рядом с дверью. Когда она это сделала, она услышала шум в саду.
«Нет, – сказала она себе, – ничего в саду нет, только коты и лисы, и совы, может быть. Ничего. И никого».
Она взяла совок и швабру, прибралась и выбросила мусор в корзину. У нее в кабинете была запасная лампа, которую она сразу же и принесла, включила и почитала еще двадцать минут.
– Ты, Господи, светильник мой; Господь просвещает тьму мою, и защищает детей света от врагов их. Через Иисуса Христа, нашего Спасителя.
В шуме за окном послышался глухой удар, как будто кто-то упал.
Она могла сделать много чего: позвонить в полицию, позвонить Доу, выглянуть в окно, выйти на улицу… Но она была не в состоянии сделать ничего, ее парализовало от страха; ее губы слиплись, во рту пересохло.
В ее голове мелькали одна за другой картины, движение которых она не могла остановить: Макс Джеймсон опрокидывает ее на пол, хватает ее за руки, смотрит ей в лицо, держит нож, и смеется, и триумфально рычит, а потом сидит напротив ее, и пытает ее страхом, и говорит, говорит – медленным, больным шепотом, который скребется и ворочается у нее в ушах.
Она заставила себя выбраться из постели, надеть тапочки и халат, а потом отодвинуть шторы. Она положила ладонь на ручку, готовясь открыть окно, и заглянула в темноту ночного сада.
Оттуда на нее посмотрело лицо Макса Джеймсона. Его тело было в тени, даже его шею, казалось, окутывает темнота, так что его лицо с растрепанными волосами и лохматой бородой будто парило в нескольких ярдах от нее. Джейн могла закричать, начать стучать по стеклу, замахать на него руками в попытке заставить его уйти, но она просто в ужасе застыла у окна, отвечая своим взглядом на его.
ebooksa